Боковой выступ напоминает о царской ложе: манеж был не только местом упражнений, но и отчасти театром
Здание необычно прежде всего своей протяженностью, но именно такой узкий и длинный зал идеально подходил для экзерсисов с лошадьми. До середины XIX века, когда перед Адмиралтейством разбили Александровский сад, портик манежа был виден чуть ли не от Певческого моста, завершая собой грандиозный ансамбль парадных площадей. Приземистый же корпус проникал в глубь совсем иных, непритязательных кварталов, где не было ни монументальности, ни масштаба. С тех пор многое изменилось, потому, чтобы оценить всю сложность поставленной перед зодчим задачи, нужно попытаться представить себе вместо роскошной зелени Конногвардейского бульвара затхлый Адмиралтейский канал, которым верфь сообщалась со складами леса на Новой Голландии. Вдоль этой невзрачной канавы и вытянулось здание манежа. Не случайно всегда экономно расходовавший художественные средства архитектор сделал акцент только на короткий восточный фасад. Уподобив его античному храму, украсив колоннами, мраморными фигурами братьев Диоскуров, скульптурным фризом с беснующимися конями, Кваренги создал театральную декорацию, призванную отвлечь внимание от других, второстепенных фасадов, скрыть то, что рядом с ними.
Фасад манежа. Рисунок архитектора Джакомо Кваренги
Глядя на эффектный портик, трудно поверить, что раньше за ним пряталась всего лишь конюшня или казарма. Более того, непонятно, к чему тут лестница. Что, всадники поднимались по ступеням? Конечно нет, для них с боков и позади здания устроены пандусы, а лестница – еще одно напоминание об античном храме: он должен быть приподнят над землей, туда следует не просто входить, а восходить.
С изменением облика соседних кварталов, с появлением бульвара и роскошных особняков сурово-однообразные боковые стены здания стали казаться чем-то неуместным, и более полувека спустя зодчий Давид Гримм обогатил их, добавив немного барочные полуколонны. Хотя Кваренги подобная вольность, наверное, возмутила бы, эти элементы внешнему виду манежа не повредили: кажется, что они были здесь всегда. А вот от следующей перестройки – 1930-х годов, когда зодчий Николай Лансере превратил манеж в гараж НКВД, – не осталось и следа. Последний радикальный поворот в судьбе здания сделал его отчасти храмом – искусств, выставочным залом в характерном стиле советского учреждения культуры, с мраморными лестницами и стеклянным потолком. Иван Саблин
Особенности комплектования:
 |
 |
|
|
Обер-офицер и рейтар Лейб-Гвардии Конного в 1731-1742 годах. |
Обер-офицер Лейб-Гвардии Конного в 1742-1762 годах. |
Обер-офицер и рейтар Лейб-Гвардии Конного в 1786-1796 гг. |
 |
 |
 |
|
Унтер-офицеры Лейб-Гвардии Конного в 1798-1801 гг. |
Обер-офицер, трубач и рядовой Лейб-Гвардии Конного в 1801-1803 гг. |
Обер-офицер Лейб-Гвардии Конного в 1802-1809 гг. |
1864 г. Августа 4. Резервный эскадрон причислен к , и отделять его в состав Гвардейской Резервной бригады повелено только на случай военного времени.
 |
 |
 |
|
Унтер-офицер Лейб-Гвардии Конного в 1808-1809 гг. |
Унтер-офицер Лейб-Гвардии Конного в 1809-1812 гг. |
Унтер-офицер Лейб-Гвардии Конного в 1812-1814 гг. |
ЗНАКИ ОТЛИЧИЯ:
1) Георгиевский штандарт, с надписями: „За взятие при Аустерлице неприятельского знамени и за отличие при поражении и изгнании неприятеля из пределов России 1812 года“ и „1730-1830“ , с Андреевскою юбилейною лентою. Пожалован в командование Янковича-Демириево и Арсеньева. Высочайший приказ 28 Сентября 1807 г. и 13 Апреля 1813 г. Высочайшая грамота 2? Сентября 1807 г. и 27 Июня 1851 г.
| Примечание 1-е. | |
| Подвиг конного в сражении при Аустерлице в 1805 году. ВИЛЛЕВАЛЬДЕ Богдан (Готфрид) Павлович. 1884. Холст, масло. 56x82 см. Артиллерийский музей, Санкт-Петербург. | |
| Примечание 2-е. | |
| 27 Июня 1851 г. праздновал юбилей по случаю совершившихся 55 лет со времени зачисления в списки Императора НИКОЛАЯ I. | |
2) 22 Георгиевские трубы, с надписью: „ “ , пожалован 30 Августа 1814 г. в командование Арсеньева. Высочайшая грамота 19 Марта 1826 г.
3) Серебряные литавры, с надписью: „Sub Felicissimo, cersemine Potentissime Regessvecia Carolus XII cum. Polonus Saxon. Tart Woloscis et noc formen icta globum hostitis Clitzoviam, in Pol. 1702" .
(В этой записи, вероятно, при исполнении её резцом вкрались некоторые ошибки в буквах, кроме того есть сокращение слов и неправильности относительно грамматической формы латинского языка: приблизительно надпись может быть переведена так: „За славную победу Великого Короля Шведского Карла XII над Поляками, Саксонцами, Татарами, Валахами и другими чужеземными народами под Кличовымь в Польше 1702“.)
Отбиты у Шведов после победы под Полтавою у Переволочны и пожалованы Генеральному Шквадрону Князя Меньшикова;-по сформировании Л.-Гв, Конного сданы в арсенал, за сим хранились в Придворной Церкви в Стрельне и 4 Июля 1827 г. выданы в для употребления.
ШЕФ ПОЛКА:
БЫВШИЕ ШЕФЫ ПОЛКА:
| Анна Иоанновна, с 1730 г. Июля 23 по 1740 г. Октября 17. | |
| Елисавета Петровна, с 1741 г. Ноября 25 по 1761 г, Декабря 25. | |
| , с 1762 г. Июня 28 по 1796 г. Ноября 6. | |
| Цесаревич КОНСТАНТИН ПАВЛОВИЧ с 1800 г. Мая 20 по 1831 г. Июня 15. | |
| , с 1831 г. июня 25 по 1855 г. Февраля 10. (В бытность Свою был Шефом с 7 Ноября 1796 г по 28 Мая 1800 г. когда назначен Шефом , а Шефом Конной Гвардии был сделан Цесаревич Константин Павлович). | |
| , с 1855 г. Февраля 19 по 1881 г. Марта 1 (числился в с 1841 г. Апреля 16). | |
| , 2-м Шефом с 1866 г. Октября 28 по 1881 г. Марта 2 с 1881 г. Марта 2 по 1894 г. Октября 21 (числился в с 1866 г. Февраля 26). Бывший шеф 4-го эскадрона. | |
| Князь ГОЛИЦЫН I с 1886 г. Марта 25 по 1888 г. Марта 3. |
 |
 |
 |
|
Штаб-офицер Лейб-Гвардии Конного в 1812-1815 гг. |
Обер-офицеры Лейб-Гвардии Конного в 1814-1826 гг. |
Штаб-офицер и унтер-офицер Лейб-Гвардии Конного в 1814-1828 гг. |
ВЫСОЧАЙШИЕ ОСОБЫ, ЧИСЛЯЩИЕСЯ В ПОЛКУ:
ИХ Императорские ВЫСОЧЕСТВА, великие князья:
|
Портрет Наследника-Цесаревича Алексея Николаевича с портретами-ремарками его сестер, Великих княжон Ольги, Татьяны, Марии и Анастасии. Рундальцов, Михаил Викторович. 1871-1935. Бумага, гравюра сухой иглой. 53х36,2 см. |
|
|
Портрет Великого князя Павла Александровича. Россия, 1869 г. Фотограф: Бергамаско, Карл Иванович. 1830-1896. Альбуминовый отпечаток, фирменное паспарту. 14х10; 15,5х10,8 см. |
|
| ДИМИТРИЙ ПАВЛОВИЧ, с 1891 г. Октября 29. | |
| КОНСТАНТИН КОНСТАНТИНОВИЧ, с 1858 г. Августа 10. | |
| ДИМИТРИЙ КОНСТАНТИНОВИЧ, с 1860 г. Июня 1. |
 |
 |
 |
|
Музыкант, унтер-офицер и рядовой Лейб-Гвардии Конного в 1815-1826 гг. |
Обер-офицер Лейб-Гвардии Конного в 1815-1826 гг. |
Штаб-офицер и рядовой Лейб-Гвардии Конного в 1826-1844 гг. |
ВЫСОЧАЙШИЕ ОСОБЫ, ЧИСЛИВШИЕСЯ В ПОЛКУ:
 |
 |
 |
|
Обер-офицеры Лейб-Гвардии Конного в 1845-1848 годах. |
Рядовые Л.Гв. Конного в 1845-1848 годах. |
Трубач и Лейб-Гвардии Конного в 1845-1848 гг. |
 |
 |
 |
|
Литаврщик и рядовой Лейб-Гвардии Конного в 1846-1848 гг. |
Штандартный унтер-офицеры Лейб-Гвардии Конного в 1846-1848 годах. |
Генерал, Обер-офицер и рядовой Лейб-Гвардии Конного в 1848 году. |
В ПОЛКУ СЛУЖИЛИ:
1740 Января 27, вступили чрез Триумфальные ворота в С.-Петербург с музыкою и распущенными знаменами, имея дубовые и лавровые венки на штыках.
1742 Две полные роты в числе 284 человек поступили в Сводными Гвардейский , отправленный 20 Мая под начальством Измайловского Секунд-Майора Чернцова в Финляндию, в Армию Фельдмаршала Ласси, и принимали участие во всех наступательных действиях до 23 Августа, т. е до заключения в капитуляции, по которой Шведской Армии дозволено было возвратиться в Швецию, но с оставлением всей Артиллерии, военных снарядов и обоза.
1788-1789 3 эскадрона Конной Гвардии состояли в Гвардейских отрядах, посланных, в Финляндию под командою Татищева и Секунд-Майора Кушелева, но в делах участия не принимали.
Отечественная война 1812 г.:
1812 Марта 17, четыре эскадрона под командою Полковника Арсеньева выступили в поход в составе Главной Армии;
5-й эскадрон был назначен в запасные войска, собиравшиеся в Пскове, но вскоре вместе с эскадронами, отделенными от Кавалергардского, Лейб-Кирасирского Его Величества и Лейб-Кирасирского ЕЁ ВЕЛИЧЕСТВА полков вошел в состав Сводного Гвардейского Кирасирского , который поступил в Армию Витгенштейна.
Первые 4 эскадрона принимали участие: 26 Августа в Бородинской битве и засим в преследовании неприятеля при его отступлении из Москвы.
Без штыка с перевязью и двух пистолетов. Снаряжение и конский убор были аналогичны драгунским. Со времен императрицы Анны полк комплектовался преимущественно остзейскими (прибалтийскими) немцами .
Между 1931 и 1934 годами заключённый «шарашки » архитектор Н. Е. Лансере провёл реконструкцию манежа под гараж ОГПУ : был надстроен второй этаж с ведущими на него пандусами .
Начиная с 1967 года здание бывшего Конногвардейского манежа используется в качестве выставочного зала (Центральный выставочный зал «Манеж»).
Казармы
Одновременно [
] с манежем строились здания полковых конюшен и казарм:
- № 4 по Конногвардейскому бульвару (№ 3 по улице Якубовича, № 1 по Почтамтскому , № 2 по Конногвардейскому переулку). С 2008 года в этом здании находится Музей русской водки .
- № 6 по Конногвардейскому бульвару (№ 5 по улице Якубовича, № 1 по Конногвардейскому переулку, № 6 улице Труда (в те времена - Малая Луговая, после 1836 года, со строительством полковой церкви - Благовещенская).
Церковь
В 1844-1849 годах неподалёку от казарм, на Морском лугу, был возведён полковой храм - Благовещенская церковь . Здание в «русском стиле », построенное по проекту архитектора Константина Тона , было снесено вскоре после закрытия церкви в 1929 году под предлогом «стеснения трамвайного движения». Фундаменты, пещерный храм и некрополь были уничтожены в середине 1990-х годов при строительстве подземного торгового комплекса (в настоящее время - подземный переход под площадью Труда).
Известные конногвардейцы
Напишите отзыв о статье "Конный лейб-гвардии полк"
Примечания
Литература
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Ссылки
- // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
- Анненков И. В.
Отрывок, характеризующий Конный лейб-гвардии полк
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.
Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.
Но он не успел еще сообразить того, что полковник был убит, что кричавший «братцы!» был пленный, что в глазах его был заколон штыком в спину другой солдат. Едва он вбежал в окоп, как худощавый, желтый, с потным лицом человек в синем мундире, со шпагой в руке, набежал на него, крича что то. Пьер, инстинктивно обороняясь от толчка, так как они, не видав, разбежались друг против друга, выставил руки и схватил этого человека (это был французский офицер) одной рукой за плечо, другой за гордо. Офицер, выпустив шпагу, схватил Пьера за шиворот.
Несколько секунд они оба испуганными глазами смотрели на чуждые друг другу лица, и оба были в недоумении о том, что они сделали и что им делать. «Я ли взят в плен или он взят в плен мною? – думал каждый из них. Но, очевидно, французский офицер более склонялся к мысли, что в плен взят он, потому что сильная рука Пьера, движимая невольным страхом, все крепче и крепче сжимала его горло. Француз что то хотел сказать, как вдруг над самой головой их низко и страшно просвистело ядро, и Пьеру показалось, что голова французского офицера оторвана: так быстро он согнул ее.
Пьер тоже нагнул голову и отпустил руки. Не думая более о том, кто кого взял в плен, француз побежал назад на батарею, а Пьер под гору, спотыкаясь на убитых и раненых, которые, казалось ему, ловят его за ноги. Но не успел он сойти вниз, как навстречу ему показались плотные толпы бегущих русских солдат, которые, падая, спотыкаясь и крича, весело и бурно бежали на батарею. (Это была та атака, которую себе приписывал Ермолов, говоря, что только его храбрости и счастью возможно было сделать этот подвиг, и та атака, в которой он будто бы кидал на курган Георгиевские кресты, бывшие у него в кармане.)
Французы, занявшие батарею, побежали. Наши войска с криками «ура» так далеко за батарею прогнали французов, что трудно было остановить их.
С батареи свезли пленных, в том числе раненого французского генерала, которого окружили офицеры. Толпы раненых, знакомых и незнакомых Пьеру, русских и французов, с изуродованными страданием лицами, шли, ползли и на носилках неслись с батареи. Пьер вошел на курган, где он провел более часа времени, и из того семейного кружка, который принял его к себе, он не нашел никого. Много было тут мертвых, незнакомых ему. Но некоторых он узнал. Молоденький офицерик сидел, все так же свернувшись, у края вала, в луже крови. Краснорожий солдат еще дергался, но его не убирали.
Пьер побежал вниз.
«Нет, теперь они оставят это, теперь они ужаснутся того, что они сделали!» – думал Пьер, бесцельно направляясь за толпами носилок, двигавшихся с поля сражения.
Но солнце, застилаемое дымом, стояло еще высоко, и впереди, и в особенности налево у Семеновского, кипело что то в дыму, и гул выстрелов, стрельба и канонада не только не ослабевали, но усиливались до отчаянности, как человек, который, надрываясь, кричит из последних сил.
Главное действие Бородинского сражения произошло на пространстве тысячи сажен между Бородиным и флешами Багратиона. (Вне этого пространства с одной стороны была сделана русскими в половине дня демонстрация кавалерией Уварова, с другой стороны, за Утицей, было столкновение Понятовского с Тучковым; но это были два отдельные и слабые действия в сравнении с тем, что происходило в середине поля сражения.) На поле между Бородиным и флешами, у леса, на открытом и видном с обеих сторон протяжении, произошло главное действие сражения, самым простым, бесхитростным образом.
Сражение началось канонадой с обеих сторон из нескольких сотен орудий.
Потом, когда дым застлал все поле, в этом дыму двинулись (со стороны французов) справа две дивизии, Дессе и Компана, на флеши, и слева полки вице короля на Бородино.
От Шевардинского редута, на котором стоял Наполеон, флеши находились на расстоянии версты, а Бородино более чем в двух верстах расстояния по прямой линии, и поэтому Наполеон не мог видеть того, что происходило там, тем более что дым, сливаясь с туманом, скрывал всю местность. Солдаты дивизии Дессе, направленные на флеши, были видны только до тех пор, пока они не спустились под овраг, отделявший их от флеш. Как скоро они спустились в овраг, дым выстрелов орудийных и ружейных на флешах стал так густ, что застлал весь подъем той стороны оврага. Сквозь дым мелькало там что то черное – вероятно, люди, и иногда блеск штыков. Но двигались ли они или стояли, были ли это французы или русские, нельзя было видеть с Шевардинского редута.
Солнце взошло светло и било косыми лучами прямо в лицо Наполеона, смотревшего из под руки на флеши. Дым стлался перед флешами, и то казалось, что дым двигался, то казалось, что войска двигались. Слышны были иногда из за выстрелов крики людей, но нельзя было знать, что они там делали.
Наполеон, стоя на кургане, смотрел в трубу, и в маленький круг трубы он видел дым и людей, иногда своих, иногда русских; но где было то, что он видел, он не знал, когда смотрел опять простым глазом.
Он сошел с кургана и стал взад и вперед ходить перед ним.
Изредка он останавливался, прислушивался к выстрелам и вглядывался в поле сражения.
Не только с того места внизу, где он стоял, не только с кургана, на котором стояли теперь некоторые его генералы, но и с самых флешей, на которых находились теперь вместе и попеременно то русские, то французские, мертвые, раненые и живые, испуганные или обезумевшие солдаты, нельзя было понять того, что делалось на этом месте. В продолжение нескольких часов на этом месте, среди неумолкаемой стрельбы, ружейной и пушечной, то появлялись одни русские, то одни французские, то пехотные, то кавалерийские солдаты; появлялись, падали, стреляли, сталкивались, не зная, что делать друг с другом, кричали и бежали назад.
С поля сражения беспрестанно прискакивали к Наполеону его посланные адъютанты и ординарцы его маршалов с докладами о ходе дела; но все эти доклады были ложны: и потому, что в жару сражения невозможно сказать, что происходит в данную минуту, и потому, что многие адъютапты не доезжали до настоящего места сражения, а передавали то, что они слышали от других; и еще потому, что пока проезжал адъютант те две три версты, которые отделяли его от Наполеона, обстоятельства изменялись и известие, которое он вез, уже становилось неверно. Так от вице короля прискакал адъютант с известием, что Бородино занято и мост на Колоче в руках французов. Адъютант спрашивал у Наполеона, прикажет ли он пореходить войскам? Наполеон приказал выстроиться на той стороне и ждать; но не только в то время как Наполеон отдавал это приказание, но даже когда адъютант только что отъехал от Бородина, мост уже был отбит и сожжен русскими, в той самой схватке, в которой участвовал Пьер в самом начале сраженья.
Прискакавший с флеш с бледным испуганным лицом адъютант донес Наполеону, что атака отбита и что Компан ранен и Даву убит, а между тем флеши были заняты другой частью войск, в то время как адъютанту говорили, что французы были отбиты, и Даву был жив и только слегка контужен. Соображаясь с таковыми необходимо ложными донесениями, Наполеон делал свои распоряжения, которые или уже были исполнены прежде, чем он делал их, или же не могли быть и не были исполняемы.
Маршалы и генералы, находившиеся в более близком расстоянии от поля сражения, но так же, как и Наполеон, не участвовавшие в самом сражении и только изредка заезжавшие под огонь пуль, не спрашиваясь Наполеона, делали свои распоряжения и отдавали свои приказания о том, куда и откуда стрелять, и куда скакать конным, и куда бежать пешим солдатам. Но даже и их распоряжения, точно так же как распоряжения Наполеона, точно так же в самой малой степени и редко приводились в исполнение. Большей частью выходило противное тому, что они приказывали. Солдаты, которым велено было идти вперед, подпав под картечный выстрел, бежали назад; солдаты, которым велено было стоять на месте, вдруг, видя против себя неожиданно показавшихся русских, иногда бежали назад, иногда бросались вперед, и конница скакала без приказания догонять бегущих русских. Так, два полка кавалерии поскакали через Семеновский овраг и только что въехали на гору, повернулись и во весь дух поскакали назад. Так же двигались и пехотные солдаты, иногда забегая совсем не туда, куда им велено было. Все распоряжение о том, куда и когда подвинуть пушки, когда послать пеших солдат – стрелять, когда конных – топтать русских пеших, – все эти распоряжения делали сами ближайшие начальники частей, бывшие в рядах, не спрашиваясь даже Нея, Даву и Мюрата, не только Наполеона. Они не боялись взыскания за неисполнение приказания или за самовольное распоряжение, потому что в сражении дело касается самого дорогого для человека – собственной жизни, и иногда кажется, что спасение заключается в бегстве назад, иногда в бегстве вперед, и сообразно с настроением минуты поступали эти люди, находившиеся в самом пылу сражения. В сущности же, все эти движения вперед и назад не облегчали и не изменяли положения войск. Все их набегания и наскакивания друг на друга почти не производили им вреда, а вред, смерть и увечья наносили ядра и пули, летавшие везде по тому пространству, по которому метались эти люди. Как только эти люди выходили из того пространства, по которому летали ядра и пули, так их тотчас же стоявшие сзади начальники формировали, подчиняли дисциплине и под влиянием этой дисциплины вводили опять в область огня, в которой они опять (под влиянием страха смерти) теряли дисциплину и метались по случайному настроению толпы.
Генералы Наполеона – Даву, Ней и Мюрат, находившиеся в близости этой области огня и даже иногда заезжавшие в нее, несколько раз вводили в эту область огня стройные и огромные массы войск. Но противно тому, что неизменно совершалось во всех прежних сражениях, вместо ожидаемого известия о бегстве неприятеля, стройные массы войск возвращались оттуда расстроенными, испуганными толпами. Они вновь устроивали их, но людей все становилось меньше. В половине дня Мюрат послал к Наполеону своего адъютанта с требованием подкрепления.
Наполеон сидел под курганом и пил пунш, когда к нему прискакал адъютант Мюрата с уверениями, что русские будут разбиты, ежели его величество даст еще дивизию.
– Подкрепления? – сказал Наполеон с строгим удивлением, как бы не понимая его слов и глядя на красивого мальчика адъютанта с длинными завитыми черными волосами (так же, как носил волоса Мюрат). «Подкрепления! – подумал Наполеон. – Какого они просят подкрепления, когда у них в руках половина армии, направленной на слабое, неукрепленное крыло русских!»
В отличие от пехотных гвардейских полков конная гвардия появилась несколько позже. Одна из важнейших функций гвардии - подготовка офицерских кадров для армейских полков. Преображенский и Семеновский полки с успехом справлялись с этой задачей в пехоте на протяжении всей Северной войны. Регулярная же русская кавалерия тогда состояла лишь из драгун - «ездящей пехоты» и в полной мере кавалерией еще себя не ощущала.
Поэтому Петр I в 1722 году решил создать специальную часть для подготовки чисто кавалерийских офицеров, избрав основой для ее формирования Кроншлотский драгунский полк. Подбор в него дворян (необходимое тогда условие для получения офицерского чина), оформление статуса полка и просто организационная волокита привели к тому, что Лейб-Регимент - такое название получила часть - был сформирован лишь к 21 декабря 1725 года (Здесь и далее даты указаны по старому стилю ). Полк не был причислен к гвардии и, наверное, еще долго бы оставался в этом качестве, если бы не осторожность императрицы Анны Иоанновны. Не пользующаяся любовью старой гвардии императрица создала в 1730 году Измайловский гвардейский полк с «иноземным» офицерским составом в противовес преображенцам и семеновцам. Роль личной гвардии (телохранителей) монарха тогда выполняли кавалергарды, которые тоже были ненадежны. И 31 декабря 1730 года появляется указ об учреждении лейб-гвардии Конного полка, в котором так же, как и в Измайловском, все ключевые посты отводятся «немецким» дворянам. «Бывший Лейб-Регимент, - говорится в указе, - назвать Конная гвардия, а в ранге быть против гвардии, а быть в полку унтер-офицеров и рядовых 1 000 человек» (Военная энциклопедия. - Т. 13. - СПб., 1913 ). С этого времени начинается долгая и весьма достойная история полка.
После Северной войны гвардия редко участвовала в боевых действиях, и конногвардейцы не были исключением. На протяжении XVIII века только отдельные подразделения полка находились в действующей армии. Боевое крещение три его роты получили в ходе русско-турецкой войны 1737-1739 гг., участвуя в штурме Очакова и взятии Хотина. Особенно отличились они в Ставучанском сражении 17 августа 1739 года, потеряв при этом одного офицера и несколько нижних чинов. Любопытно, что тяжелой кавалерией турок командовал Колчак-паша. Захваченный чуть позже в плен, он стал родоначальником известной в России военной фамилии.
Достаточно быстро полк освоился в новом качестве гвардейского, со временем исчезло и заложенное изначально противопоставление его другим полкам, и конногвардейцы спокойно несли свою службу при императорском дворе, пользуясь расположением монархов. «В день... полкового праздника, 25 марта, все гг. офицеры собирались в Зимний дворец к обедне, у которой присутствовала императрица, будучи одета в полковой мундир, отороченный золотым кружевом и сшитый на фасон амазонки... Затем государыня приглашала офицеров в соседнюю комнату к... обеденному столу. Императрица помещалась посредине, сама разливала суп и была в высшей степени внимательна к своим гостям» (Штакельберг К. Полтора века конной гвардии 1730-1880. - СПб., 1881. ) - так, например, участвовала в празднике полка Екатерина II.
В царствование Павла I 11 января 1800 года был образован второй полк конной гвардии - Кавалергардский, на формирование которого конногвардейцы выделили из своих рядов 7 унтер-офицеров, 5 музыкантов, 249 рядовых и 245 лошадей. Через несколько лет оба полка участвовали в сражениях с наполеоновской армией.
Показали себя конногвардейцы и в знаменитом сражении под Аустерлицем 20 ноября 1805 года. Полк, построенный в две линии (в первой три, во второй - два эскадрона), энергично атаковал неприятельскую пехоту. Французское батальонное каре сумело залпами отбить атаку первой линии, но обрушившаяся на них вторая линия эскадронов прорвала фронт каре. В завязавшейся беспорядочной рубке пехоты несший батальонное знамя (орла) сержант пал под ударами русских палашей. Рядовой Гаврилов, увидев, что орел лежит на земле, соскочил с коня, но едва он успел передать его ехавшему сзади рядовому Омельченко, как был поражен штыками и упал замертво. Французы бросились отбивать орла, но рядовые Ушаков и Лазунов защитили драгоценный трофей. Позже трое гвардейцев доставили добычу командованию - она хранилась в полковой церкви, затем - в Эрмитаже.
Впоследствии в этом сражении конногвардейцы поддержали знаменитую атаку кавалергардов, прикрывавших отход русской пехоты, спасали нашу артиллерию, рубились с французской кавалерией. За успешные действия пять офицеров (генерал-майор И. Ф. Янкович, полковники Е. И. Оленин, Н. В. Давыдов, граф А. П. Ожаровский 1-й, ротмистр А. Опочинин) получили ордена св. Георгия 4-й степени. Рядовые Омельченко, Лазунов, Ушаков произведены в унтер-офицеры, а позже, после учреждения знака отличия Военного ордена, награждены и им. Захваченный французский орел оказался единственным русским трофеем такого рода, и это событие стало основанием для пожалования полку новых штандартов с надписью: «За взятие под Аустерлицем неприятельского знамени». Память о героях-солдатах дошла до наших дней, и мы знаем, что Захар Федорович Лазунов умер в 1829 году, Федор Абрамович Ушаков закончил жизнь прапорщиком Саранской команды служащих инвалидов, а Илья Федосеевич Омельченко до конца дней оставался в своем полку, дослужился до чина капитана, был награжден многими орденами и медалями и умер в 1848 году в возрасте 73 лет.
Отечественную войну 1812 года конногвардейцы встретили в составе Первой кирасирской дивизии, в которую кроме них входили Кавалергардский, лейб-кирасирские его и ее величеств полки. Эта дивизия стала их родным соединением до конца существования кирасир в русской армии.
На первом этапе войны (отступление русской армии до Бородина) элитные полки гвардейских кирасир сберегались командованием и не принимали активного участия в боях. Правда, им, как и всем, нелегко пришлось на маршах. Несколько скрасило гвардейцам будни отступления известие об успехах их товарищей в корпусе П. X. Витгенштейна. Запасные эскадроны дивизии составили в этом корпусе, прикрывавшем Петербург, сводный кирасирский полк под командованием конногвардейца полковника А. А. Протасова. В сражении под Полоцком 6 августа полк в некоторой степени повторил знаменитую аустерлицкую атаку. По неосмотрительности Витгенштейна атака французов застала врасплох русскую пехоту, еще не снявшуюся с биваков. Она медленно отступала, по словам маршала Сен-Сира, «с мужеством, свойственным одним русским, они совершали чудеса храбрости, но не могли удержать одновременного напора четырех дивизий» (Цит. по: Панчулидзев С. История кавалергардов 1724-1799-1899 - Т. 3. - СПб. 1903 ). Кирасиры тут проявили инициативу. Гвардейцы пронеслись россыпью через весь лагерь, сея панику в тылу наступающих французов, и, сомкнув ряды, врубились в неприятельскую кавалерию. Перемешавшаяся масса всадников ринулась назад, к французским пушкам. Раздосадованный Сен-Сир приказал встретить ее картечью, но замешкавшиеся артиллеристы запоздали с залпом, и вся лавина своих и чужих всадников обрушилась на батарею. Увлекшиеся атакой гвардейцы рисковали попасть в окружение спешивших со всех сторон отрядов французов (тогда печальная аналогия с Аустерлицем была бы полной), но их спасло хладнокровие кавалергардского поручика Г. Окунева, приказавшего трубить «аппель» оказавшемуся рядом трубачу. Отчаянная атака кирасирского полка, стоившая конногвардейцам 33 человек, вызвала сумятицу в боевых порядках французов и спасла русский отряд от поражения.
Основные кадры полка (4 эскадрона) скрестили оружие с неприятелем только в Бородинском сражении. Об участии в нем первой бригады дивизии (кавалергардов и конногвардейцев) написано много. Напомним лишь, что кирасиры вошли в дело во время третьей атаки французов на батарею Раевского, когда, по существу, центр русской позиции был прорван и на пути неприятеля остались лишь гвардейцы. Любопытно свидетельство немецкого офицера-кирасира барона фон-Шрекенштейна, участника этих событий: «...нас атаковали полки Кавалергардский и лейб-гвардии Конный. Оба полка в отличном виде. Смешались наши люди с неприятелем и помчались обратно... Вообще, все нападения... разбивались о русские резервы...» (Там же. - Т. 3. ).
За отличие в этом сражении командир полка полковник М. А. Арсеньев получил чин генерал-майора и орден св. Георгия 4-й степени, 33 офицера полка - ордена и шпаги «За храбрость». 58 нижних чинов - знаки отличия Военного ордена.
Вместе со всей армией конногвардейцы отступали до Тарутинского лагеря, затем преследовали французов до границ России, сражались при Кульме, Лейпциге, Фершампенуазе и 19 марта 1814 года вошли в Париж.
Успехи полка в борьбе с Наполеоном были отмечены пожалованием Георгиевских штандартов с надписью: «За отличие при поражении и изгнании неприятеля из пределов России 1812 года», дополненной словами со старого штандарта. Кроме того, были получены 22 Георгиевские трубы с надписью: «За храбрость против неприятеля при Фершампенуазе 13 мартa 1814 года».
Почти сто последующих лет гвардейцы не участвовали в сражениях, за исключением Польской кампании 1831 года, когда полк побывал в нескольких боях с повстанцами. Вместе со своими товарищами по гвардии конногвардейцы несли постоянную службу в столице, однако офицеры часто откомандировывались в действующую армию для приобретения боевых навыков. Так, в течение ряда лет они служили на Кавказе. В русско-турецкой войне 1877-1878 гг. приняли участие 22 офицера полка, причем все они были награждены орденами, а штабс-ротмистр Сергей Ильич Бибиков удостоился ордена св. Георгия 4-й степени за мужество при штурме турецкой крепости Карс. Сражались конногвардейцы и на полях Маньчжурии в 1904- 1905 гг.
Лето 1914 года, как обычно, 1-я гвардейская кирасирская дивизия проводила на лагерных сборах под Красным Селом. 10 июля состоялся последний смотр русской гвардии, на котором присутствовали император Николай II и президент Французской республики Р. Пуанкаре. Гвардейцы произвели прекрасное впечатление отличной выучкой, слаженностью всех частей и подобранностью состава. Тогда даже внешний вид солдат свидетельствовал о внимании, которым была окружена гвардия. Так, по сложившейся традиции в Преображенский полк зачисляли высоких блондинов, в Московский - рыжих бородачей, павловцы должны были быть курносыми, а кавалергарды - высокими сероглазыми и голубоглазыми блондинами. В конногвардейцы набирали высоких жгучих брюнетов.
Через несколько дней после завершения сборов штаб дивизии передал в полки приказ о мобилизации - началась первая мировая война. Вскоре полк уже грузился в эшелоны, внешне в своем общеармейском защитном обмундировании почти ничем не отличаясь от общей массы войск. Все элементы роскошной парадной формы: лосины, кирасы, каски, супервесты, сохранявшиеся почти без изменения многие десятилетия, навсегда остались в прошлом.
Дивизия попала в состав 1-й армии генерала Ренненкампфа и приняла участие в Восточно-Прусской операции. Первым серьезным делом конногвардейцев стал бой 6 августа у местечка Каушен. Несколько атак их соседей-кавалергардов, сочетавших движение пеших и конных эскадронов, захлебнулось. Обозленные неудачами кавалергарды снова поднимались, но их опять прижимал к земле плотный огонь противника. Тут на помощь пришли конногвардейцы, которых их командир полковник Гартман со словами: «Идем спасать наших друзей кавалергардов» - развернул в атакующие цепи. С флангов нажали лейб-уланы, конногренадеры - и враг побежал.
Немало можно рассказать о действиях полка в годы первой мировой войны. Отметим лишь, что гвардейцы участвовали в отражении наступления германской армии в 1915 году, помогали в развитии знаменитого Брусиловского прорыва в 1916 году. Серьезные события следующего года начались 5 марта, когда в полк одновременно пришли два документа: акт отречения Николая II и отказ великого князя Михаила Александровича от вступления на престол. Через несколько дней гвардейцы принесли присягу Временному правительству. Почти до конца года кирасиры охраняли железнодорожные узлы на Украиве - армия постепенно разваливалась, появилось значительное количество дезертиров, мародеров, и для поддержания порядка использовалась кавалерия. Кавалерийские части не так пострадали в боях, как пехотные, в них оставалось 40-50 проц. кадрового состава солдат, сохраняющих дисциплину. Все же и они были захвачены общим настроением, и с отъездом большей части офицеров Конногвардейский полк как организованная часть прекратил свое существование.
В 1919 году название «Конногвардейский» снова появилось в документах. Под Мелитополем сформировался Сводный полк кирасирской дивизии Добровольческой армии, в котором каждый эскадрон воспроизводил один из полков 1-й гвардейской кавалерийской дивизии.
Этот год был годом наибольшего накала борьбы на юге России. Обе стороны прошли весь спектр эмоций - от отчаяния до предвкушения победы и наоборот. Конногвардейцы с другими частями Добровольческой армии двигались к Москве, но в конце октября им уже пришлось начать отступление, закончившееся в Новороссийске. 28 марта 1920 года кирасиры выгрузились в Феодосии. В Крыму кирасирский полк распался: кавалергарды и кирасиры ее величества остались в строю и воевали в Северной Таврии, кирасиры его величества были использованы при комплектовании бронечастей, а конногвардейцы перешли в конвой главнокомандующего генерала Врангеля.
В ноябре 1920 года остатки полка покинули Крым. Конечным пунктом расположения армии стал Галлиполийский лагерь. «Зима без теплого белья, жизнь в палатках, в непривычных условиях после крушения всех надежд была самым тяжелым периодом «Галлиполийского сидения» (Гоштовт Г. А Кирасицы его величества. - Т 3 - Париж. 1948 ), - вспоминал один из офицеров.
В 1921 году кирасиры покинули лагерь, жизнь разметала их по свету. Не. смотря на неблагоприятные условия, русские люди сумели выжить, неизменно помогая друг другу. Конногвардейцы встречались до начала 50-х годов, пока были живы последние из них...
И. Таланов
Военно-исторический журнал 1991г. №12
