Нормы питания в войну. Полевая кухня времен Великой Отечественной: как и чем питались советские солдаты. Не хлебом единым

В эпоху мировых войн и массовых армий возможности и конкретные пути удовлетворения продовольственных потребностей военнослужащих зависят от уровня развития экономики, типа и вида самих вооруженных сил, театра и длительности военных действий и многих других факторов. В ряде исследований по истории Великой Отечественной войны организация снабжения продовольствием РККА в 1941 – 1945 гг. рассматривается в основном с точки зрения более общей проблематики развития тыла Вооруженных сил1. Как правило, не уделяется внимания восприятию действовавших норм бойцами и командирами РККА, не показано, “что и как случалось поесть советскому солдату”, и в публикациях документов. По верному замечанию участника войны А. З. Лебединцева, “создается впечатление, что советские солдаты – это что-то вроде ангелов, которые не пьют, не едят и до ветру не ходят”2. Только в последние годы, с отменой цензурных ограничений, стали широко издаваться воспоминания, дневники и письма рядовых участников войны, содержащие описания индивидуального опыта решения продовольственной проблемы, нередко существенно отличающиеся от того, что говорится в работах военных историков.

В войну Красная армия вступила, руководствуясь нормами суточного довольствия, утвержденными постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) N 1357 – 551сс от 15 мая 1941 г. и приказом НКО СССР N 208 от 24 мая 1941 года. Однако с началом войны продовольственные возможности. СССР резко сократились. Из западных областей не удалось вывезти значительную часть (более 70%) мобилизационных запасов. В 1941 – 1942 гг. страна лишилась почти половины посевных площадей. До войны в оккупированных районах производилось 84% сахара и 38% зерна3. На фронт была мобилизована большая часть сельского трудоспособного мужского населения и техники. Все это вело к сокращению урожаев. В 1942 г. валовой сбор зерна составил всего 38%, а 1943 г. – 37% от довоенного уровня. Только с 1944 г. началось восстановление сельскохозяйственного производства, но и в 1945 г. его валовая продукция составила лишь 60%, а продукция земледелия – 57% от дово-

________________________________________

енного уровня4. К тому же количество граждан, находившихся на государственном продовольственном снабжении, возросло в связи с введением карточной системы.

В результате пришлось урезать прежние нормы. Новые нормы продовольственного снабжения Красной армии были установлены 12 сентября 1941 г. (постановление Государственного комитета обороны СССР N 662; введены в действие 22 сентября приказом наркома обороны N 312)5. По нормам питания предусматривалось разделение военнослужащих РККА на четыре категории. Как и до войны, основу рациона составляли хлеб, крупы и макароны, картофель и овощи, мясо и рыба, а также чай, сахар, соль, приправы и-; специи (томат-паста, перец, лавровый лист, уксус, горчица). Дополнительно отдельные категории военнослужащих получали сливочное масло, яйца и молочные продукты, консервы, печенье и фрукты.

Нормы суточного довольствия красноармейцев и начальствующего состава боевых частей действующей армии включали 800 г ржаного обойного хлеба (в холодное время года, с октября по март – 900 г), 500 г картофеля, 320 г других овощей (свежей или квашеной капусты, моркови, свеклы, лука, зелени), 170 г круп и макарон, 150 г мяса, 100 г рыбы, 50 г жиров (30 г комбижира и сала, 20 г растительного масла), 35 г сахара. Курившим военнослужащим полагалось ежедневно 20 г махорки, ежемесячно – 7 курительных книжек в качестве бумаги и три коробки спичек. По сравнению с довоенными нормами, из основного рациона исчез только пшеничный хлеб, замененный на ржаной6.

Нормы питания остальных категорий военнослужащих сократились. В тылу действующей армии красноармейцы и начальствующий состав стали получать меньше на 100 г хлеба, на 30 г – круп и макарон, на 30 г – мяса, на 20 г – рыбы, на 5 г – жиров, на 10 г – сахара7.

Среднему и высшему начальствующему составу дополнительно выделялось по 40 г сливочного масла или сала, 20 г печенья, 50 г рыбных консервов, 25 папирос или 25 г табака в сутки и 10 коробок спичек в месяц. Учитывая климатические и погодные условия, в войсках первой линии Карельского фронта с декабря по февраль выдавали дополнительно 25 г свиного сала, а в районах, неблагополучных по цинготным заболеваниям, одну дозу витамина С. В случае если было невозможно организовать питание войск горячей пищей, им выдавали сухой паек8.

Повышенный паек с обязательным горячим завтраком полагался летно-техническому составу ВВС, который также делился на четыре категории. Суточное довольствие боевых расчетов экипажей самолетов действующей армии увеличилось по сравнению с довоенными нормами – до 800 г хлеба (400 г ржаного и 400 г белого), 190 г круп и макарон, 500 г картофеля, 385 г других овощей, 390 г мяса и птицы, 90 г рыбы, 80 г сахара, а также 200 г свежего и 20 г сгущенного молока, 20 г творога, 10 г сметаны, 0,5 яйца, 90 г сливочного и 5 г растительного масла, 20 г сыра, фруктовый экстракт и сухофрукты (для компота). Суточное довольствие технического состава частей ВВС действующей армии, напротив, сократилось9. На самолетах также полагалось держать запас на случай аварий и вынужденных посадок (по 3 банки сгущенного молока, 3 банки мясных консервов, 800 г галет, 300 г шоколада или 800 г печенья, 400 г сахара на человека)10.

Для проходивших лечение в госпиталях и санаториях предусматривались особые нормы питания11.

В целом, у большинства военнослужащих РККА, за исключением ВВС, суточные пайки накануне и во время Великой Отечественной войны по калорийности уступали нормам питания в императорской армии, когда в раци-

________________________________________

оне солдат вплоть до 1917 г. главную роль играли мясо и хлеб. Например, перед первой мировой войной солдат получал ежедневно 1 фунт (410 г), а с началом войны – 1,5 фунта (615 г) мяса. Только с переходом к затяжной войне с 1915 г. мясной паек уменьшился, а мясо заменялось солониной12. В то же время преимуществом продовольственного снабжения в РККА можно считать стремление к более сбалансированному рациону, наличие в ежедневном пайке свежих овощей, рыбы и специй, предупреждающих заболевание цингой. Общая энергетическая ценность суточного довольствия отдельных категорий военнослужащих РККА варьировалась от 2659 до 4712 калорий (см. таблицу).

Пищевая ценность основных продовольственных пайков военнослужащих РККА13

Вид пайка Состав (граммов) Калорийность (калорий)

Белки Жиры Углеводы

Боевых частей 103 67 587 3450

Тыла действующей армии 84 56 508 2954

Строевых и запасных частей, не входивших в действующую армию 87 48 489 2822

Караульных частей и тыловых учреждений 80 48 458 2659

Летных частей действующей армии 171 125 694 4712

Госпитальный 91 69 543 3243

Курсантский 101 70 562 3370

Установленные нормы довольствия в течение войны не пересматривались, но дополнялись: некурящим женщинам-военнослужащим стали выдавать по 200 г шоколада или 300 г конфет в месяц взамен табачного довольствия (приказ от 12 августа 1942 г.); затем аналогичную норму распространили и на всех некурящих военнослужащих (приказ от 13 ноября 1942 г.)14.

В реальности утвержденные нормы питания не всегда можно было выполнить. Серьезные проблемы с питанием ожидали новобранцев в учебных лагерях и запасных частях. Воспоминания Л. Г. Андреева описывают путь 19-летнего добровольца “до фронта”, начавшийся в августе 1941 г. с Тесницких лагерей в 28 км от Тулы: “Первые дни, когда еще жили домашней упитанностью, порции казались большими. Вскоре пришел голод, он не оставлял нас все время нахождения в лагере”. Следующим этапом стали лагеря под Ногинском. Значительно меньше Тесницких, они оставляли впечатление большего порядка, и автор отмечает как наиболее значимый факт, что “кормили лучше”. После 800-километрового марша Андреев на два месяца оказался в казармах Казани, где, по его словам, можно было бы вынести многое (холод, усталость), “если бы нас кормили”. Питание напомнило Тесницкие лагеря: “та же ложка второго и плохое первое на обед, что-нибудь одно на завтрак, ложка второго на ужин, потом, впрочем, и она исчезла. Выдумывали и такую вещь: если суп варится с мясом, то в этот день выдают хлеба на 50 г меньше… И такое питание – при колоссальной нагрузке, при почти полном отсутствии отдыха! Мы истощались неуклонно и катастрофически. При изменении положения тела кружилась голова, всё скорее и скорее уставали на занятиях. Когда принимали присягу, один упал в обморок от истощения”15.

Полуголодное существование было нормой жизни во многих военных училищах. Тягостные воспоминания об условиях пребывания в военном учи-

________________________________________

лише в г. Бирске в ноябре 1941 – декабре 1942 г. сохранил Л. Рабичев: “Офицеры всех рангов училища неоднократно повторяли знаменитую крылатую фразу Суворова: “Тяжело в учении – легко в бою!” Завтрак, видимо, входил в понятие учения. Старшина на завтрак выделял пять минут. Два курсанта разрезали несколько буханок черного хлеба на ломтики. Они торопились, и ломтики получались у одних толстые, у других тонкие, это была лотерея, спорить и возражать было некогда. На столе уже стоял суп из полусгнивших килек, кильки приходилось глотать с костями. На второе все получали пшенную кашу”16.

Впрочем, плохо кормили не только курсантов, но и начальствующий состав, находившийся в резерве. Проверка питания политработников, находившихся в резерве Главного политического управления РККА при Военно-политическом училище имени М. В. Фрунзе, показала, что оно было “организовано из рук вон плохо”. Столовая военторга “представляла собою захудалую харчевню, полную мусора и грязи. Качество приготовляемой пищи низкое”. На две с лишним тысячи питавшихся имелось лишь 44 тарелки, в результате “создавались неимоверно большие очереди, в которых политработники ежедневно простаивали многие часы, получая завтраки в 15 – 16 часов, обеды в 4 – 5 часов ночи, а на ужин времени не оставалось. Все это приводило к дезорганизации внутреннего распорядка в резерве и срыву учебных занятий политработников”17.

Разговоры о том дне, когда можно будет “любой ценой попасть на фронт”, были массово распространены в этой среде людей, постоянно живших впроголодь. Значительная часть курсантов и “запасников” писала рапорты о досрочной отправке на фронт. О том же неотступно думали многие бойцы, находившиеся в учебных лагерях: “тянуло на фронт – верилось, что он изменит жизнь, и казалось почему-то, что вернет домой”18. Представлялось, что физические страдания и истощение должны иметь какой-то смысл. И таким единственным смыслом было спасение Родины.

Представление о том, что на фронте питание было лучше, чем в тылу, находит свое подтверждение в немалом количестве свидетельств. В большинстве военнослужащие из действующей армии сообщали домой о хорошем и даже отличном питании, плотной, сытой еде. “Кушаем и пьем, как будто находимся не на фронте, а дома”, – писал артиллерист М. З. Леверт в сентябре 1941 года19. Главная “разгадка” этой, преобладающей практически в любой период войны оптимистической позиции заключается в желании фронтовиков успокоить родных относительно своего положения. В такой линии поведения проявилась и общая непритязательность, закрепившаяся в поведении советских людей еще в мирное время. В силу неприхотливости, привычки “затягивать пояс” и в менее жестких условиях военнослужащие, в массе своей, с готовностью рассматривали военный паек (тем более когда он соответствовал установленным нормам) как достаточный, удовлетворительный.

Откровенно высказаться о проблемах с питанием военнослужащие позволяли себе в особых обстоятельствах, например, когда отправляли письмо с оказией или с посылкой. “Это письмо не пройдет через рогатки цензуры, так как я его посылаю в посылке. Можно кое-чего и пооткровенничать, – писал жене А. П. Поповиченко. – Кормят нас скверно, три раза в сутки кругом, бегом, вода и гречневая крупка, жидкий супишко, и чай, хлеба 650 гр. Чувствую упадок сил, но это не только я один, а все мы, и командиры и бойцы. Бойцы, конечно, открыто говорят о недовольстве таким питанием”20. Прибегали также к помощи родного языка. К примеру, связист П. Т. Кемайкин писал родителям в Мордовию на мокшанском языке, что часто приходится “сидеть голодным”21.

________________________________________

Но и на фронте условия и формы доведения пайка до солдата нередко были далеки от установленных норм. Проверка организации питания в частях и соединениях Северо-Кавказского фронта в конце июня 1942 г. показала, что “пища готовится однообразная, преимущественно из пищевых концентратов. Овощи в частях отсутствуют при наличии их на фронтовом складе”. В 102-м отдельном инженерно-строительном батальоне продукты выдавали непосредственно бойцам, и каждый самостоятельно готовил себе “в котелках, банках от консервов и даже в стальных шлемах”. В некоторых частях “вследствие халатного отношения к своевременному подвозу продовольствия, а также благодаря неправильным приказаниям должностных лиц начсостава” красноармейцы вообще не получали положенного по нормам продовольствия. Командир 105-го стрелкового полка подполковник Ивакин “приказал двух быков, полученных для убоя на мясо, использовать в. запряжки и не забивать. Бойцы в этот день мяса не получали и на его замену не было выдано рыбы”23.

В конце 1942 г. проводилась проверка питания в 8-й гвардейской стрелковой дивизии им. генерал-майора И. В. Панфилова. В изданном по итогам проверки приказе заместителя наркома обороны генерал-полковника интендантской службы А. В. Хрулева отмечалось: “Пища готовится плохо. Вкусовые качества и калорийность ее весьма низкие, повара подготовлены слабо, и работа с ними не организована. Кухни находятся в антисанитарном состоянии и не оборудованы. Кухонной посуды крайне недостает, а имеющаяся содержится в грязном виде”. За октябрь-декабрь 1942 г. пищевая ценность в сутки на бойца составляла от 1800 до 3300 калорий: “По халатности и бесконтрольности армейского аппарата дивизией систематически недополучались продукты”. В октябре было недополучено 2,1% мяса, 63% жиров, 46% овощей, 4% сахара, 2,5% соли, 26,8% табака. В ноябре – 20,3% мяса, 52,4% жиров, 8,7% круп, 42,6% овощей, 29% табака, 23,5% сахара, 3,7% соли. В декабре 30-й гвардейский стрелковый полк недополучил 6,1 суточную дачу хлеба, 17 – мяса, 20 – жиров, 19 – муки, 2,5 – сахара, 29 – овощей, 11 – махорки. То же наблюдалось и в других частях дивизии, хотя на фронтовом складе и армейской базе “имелось достаточное количество продуктов всех ассортиментов, что позволяло бесперебойно снабжать продовольствием все соединения фронта”. Бойцы 238-й, 262-й стрелковых дивизий Калининского фронта во время марша в течение 3 – 5 дней получали по 200 – 250 г сухарей в сутки. Бойцы 32-й и 306-й стрелковых дивизий и 48-й механизированной бригады в течение пяти дней не получали даже хлеба. В результате острого голодания у многих бойцов появились различные заболевания, а в 279-й стрелковой дивизии в ноябре на почве недоедания умерло 25 человек24.

“Вообще-то военный паек был очень хорош, – спустя 60 лет писал о своем фронтовом опыте Н. Н. Никулин, – в день полагалось 900 г хлеба зимой и 800 летом, 180 г крупы, мясо, 35 г сахара, 100 г водки во время боев. Если эти продукты доходили до солдата минуя посредников, солдат быстро

________________________________________

становился гладким, довольным, ублаженным. Но, как всегда, у нас много хороших начинаний, идей, замыслов, которые на практике обращаются в свою противоположность. Еда не всегда была в наличии. Кроме того, ее крали без стыда и совести, кто только мог. Солдат же должен был помалкивать и терпеть”25.

Действительно, причиной недостаточного питания нередко являлись злоупотребления тыловых служб. Порой командиры обворовывали собственных бойцов. В декабре 1942 и январе 1943 г. были установлены крупные недочеты в расходовании, хранении и учете продовольствия и фуража в соединениях и частях Воронежского и Юго-Западного фронтов. Начальник административно-хозяйственного отдела 60-й армии старший лейтенант интендантской службы Эстрюп в декабре 1942 г. выдал сверх норм на питание личного состава штаба 1768 кг хлеба, 532 кг крупы, 697 кг мяса, 210 кг сахара, 100 кг жиров. Начальник административно-хозяйственного отдела 6-й армии капитан интендантской службы Менакер и его заместитель техник-интендант 1-го ранга Семенов в ноябре-декабре 1942 г. перерасходовали 755 кг хлеба, 54 кг сахара, 250 кг консервов, 132 кг печенья, 69 кг жиров26.

“Есть войны закон не новый: / В отступленье – ешь ты вдоволь, / В обороне – так и сяк, / В наступленье – натощак”27. Это правило, выведенное героем поэмы А. Твардовского “Василий Теркин”, в основе своей подтверждается фронтовиками, хотя о достатке продовольствия в начальный период Великой Отечественной войны говорить не приходится. Именно во время отступления среди советских военнослужащих прочно закрепилась практика обращения за непосредственной продовольственной помощью к жителям тех населенных пунктов, через которые они проходили.

В обороне уже сами энергетические затраты организма снижались, так как не было “атак, изнурительных маршей, перебежек и переползаний”28. Кухни находились рядом, и за время в обороне военнослужащие привыкали к регулярности и даже полновесности порций. Как правило, на передовой, под постоянным обстрелом противника, горячее питание доставляли в термосах, чаще всего один раз, ночью. В тылу или во время затишья в боях налаживалось двух- или трехразовое горячее питание, разумеется, если интендантские службы справлялись со своими обязанностями. Проверка, проведенная Военным советом Южного фронта в июне 1942 г. в 12-й и 18-й армиях, позволила установить: “Как правило, бойцы жалуются на недоброкачественность пищи, на жидкую и однообразную пищу, доставляемую им в остывшем состоянии”. В частях 37-й и 56-й армий питание также страдало однообразием, а “зелени во всех частях красноармейцы не получают”. В роте ПТР 1137-го стрелкового полка 339-й стрелковой дивизии “пьют вместо чая сырую воду с сахаром”. В 1171-м стрелковом полку той же 339-й дивизии “вместо хлеба получают сухари, хотя имеется полная возможность обеспечить хлебом”. В 689-м артиллерийском полку “изо дня в день кормят перловым и пшенным супом. Пищу готовят к 16 – 17 ч в тылу и приносят на позиции за 6 км в термосах к 19.30 остывшей и невкусной”29.

В наступлении существовали объективные трудности для организации питания: на маршах походные кухни и обозы не успевали за продвигавшимися вперед войсками. Готовить еду “на ходу” было затруднительно, а ночью не разрешалось разжигать огонь. В результате бойцам раздавали сухой паек, что порой оказывалось предпочтительнее горячей еды, так как в этом случае сокращалась возможность воровства продуктов и, по словам фронтовиков, “все наше оставалось с нами”. Если перед атакой бойцы получали “неприкосновенный запас” (консервы, сухари, сало), то “нехитрая голодная солдатская мудрость учила: надо съесть все запасы до боя – а то убьет, и не попро-

________________________________________

буешь!”30. Но бывалые фронтовики, зная, что при брюшном ранении больше шансов выжить сохраняется при пустом желудке, перед боем стремились не наедаться и не пить.

Участники войны отмечают и различия в снабжении отдельных категорий военнослужащих, и прежде всего вспоминают о дополнительном офицерском пайке. Востоковед И. М. Дьяконов, служивший переводчиком в политуправлении Карельского фронта называл “замечательный” состав этого пайка: “К Новому году я получил два кубика в петлицы и стал получать офицерский дополнительный паек. В нем был, во-первых, табак, который я выменивал: сам я не курил. Затем, были хорошие консервы (тресковая печень в масле) и сливочное масло, которое я перетапливал: паек должен был превратиться в посылку для моих ленинградцев”31.

Разница в питании могла зависеть от позиции и личных представлений командира того или иного подразделения. А. В. Пыльцын описывает, как изменился порядок питания в офицерском штрафбате, где он командовал ротой, с назначением комбатом Батурина: “Новый комбат установил и новый порядок питания командного состава, пока батальон находился вне боевых действий. Если раньше все мы питались из общего солдатского котла и только дополнительный офицерский паек отличал наше меню от содержимого котелков штрафников, то теперь штатные офицеры питались отдельно от них, в так называемой “столовой”, которая располагалась в более или менее вместительном помещении. Готовили нам отдельно; не скажу, что заметно лучше, чем в ротной походной кухне, но зато ели мы уже не из котелков, а из алюминиевых мисок”. Поскольку подполковник Батурин имел слабость к молоку, то он возил за собой постоянно пару дойных коров, и офицерам с “барского” стола доставались кофе или чай с молоком. Комбату с заместителями готовили отдельно, и это не столько сказывалось на качестве меню, сколько задавало строгую дистанцию. “Предыдущий комбат Осипов к подобной “дистанции” не стремился, и ни дисциплины, ни боеготовности или боеспособности это не снижало”32.

В данной связи обращают на себя внимание появившиеся в воспоминаниях, опубликованных в последние годы, сравнения с положением в армии противника: “В Красной армии солдаты имели один паек, офицеры же получали добавочное масло, консервы, галеты. В армейские штабы генералам привозили деликатесы, вина, балыки, колбасы и т.д. У немцев, от солдата до генерала, меню было одинаковое и очень хорошее. В каждой дивизии была рота колбасников, изготовлявшая различные мясные изделия. Продукты и вина везли со всех концов Европы. Правда, когда на фронте было плохо, и немцы и мы жрали дохлых лошадей”33.

От питания, разумеется, зависело состояние здоровья. Первой военной весной, которая далась особенно трудно, в госпитали нередко привозили дистрофиков с “нулевым дыханием”. “Во время 12-километрового перехода в мартовскую грязь полки теряли по несколько солдат умершими от истощения”, – вспоминал Б. А. Слуцкий34. Плохое питание обостряло хронические заболевания внутренних органов (желудка, печени), авитаминоз вызывал распространение цинги и “куриной слепоты”. Дневниковые записи инженера-механика танкового полка Л. З. Френкеля (май 1942 г.) сообщают о полугодовом отсутствии овощей (в том числе наиболее важных из них – лука и чеснока) в рационе и, как следствие, возникновении цинги у бойцов35. Писатель-фронтовик Д. А. Гранин свидетельствует, что под Ленинградом он сам и многие из его товарищей-ополченцев заболели цингой, у них стали выпадать зубы: “Мы пальцами вставляли их обратно. Иногда зубы приживались, и это была радость. Деснами ведь не пожуешь! Батальон целыми днями сосал

________________________________________

хвойные противоцинготные брикетики, это немного помогало, укрепляло костную ткань”36.

Каким бедствием был авитаминоз, видно из рассказа Л. Н. Рабичева. В марте 1943 г. один не особенно надежный боец его взвода заявил, что “ничего вокруг себя не видит, ослеп”. Бойца обвинили в симуляции, но на следующий день зрение потеряли 12 из 40 человек: “Это была военная, весенняя болезнь – куриная слепота. На следующий день произошла катастрофа. Ослепло около одной трети армии”37. Странные сумеречные шествия, напоминающие картину Питера Брейгеля Старшего, запечатлели воспоминания Н. Н. Никулина: “Один солдат вел за собою вереницу других. Большой палкой он ощупывал путь, а остальные шли гуськом, крепко держась друг за друга. Они ничего не видели. Это были жертвы так называемой куриной слепоты – острого авитаминоза, при котором человек лишается зрения в темноте. Лечить куриную слепоту можно было витаминизированным сливочным маслом. Но его разворовывали, как разворовывали и обычное масло. Болезнь стойко держалась среди солдат”38. С авитаминозом боролись введением в рацион овощей, рыбы, проросшей пшеницы.

Командование прилагало усилия для исправления положения с питанием военнослужащих, виновных снижали в должности и воинским звании, отправляли под трибунал. В приказах наркома обороны неоднократно отмечались “факты плохой организации питания бойцов и несоветского отношения к сохранению и расходованию продовольствия”. Указывалось, что питание бойцов “в ряде частей, несмотря на полное наличие продуктов на складах и базах, организовано плохо; имеется немало случаев, когда воры и мошенники безнаказанно обкрадывают красноармейцев, выдавая им хлеба меньше положенной нормы, закладывая в котел неполное количество положенных по раскладке продуктов”. Чтобы улучшить питание бойцов и командиров, приходилось использовать местные возможности по заготовке овощей. В воинских частях и соединениях создавались собственные подсобные хозяйства, при этом в некоторых армиях посевы достигали тысячи гектаров39.

Военнослужащие и сами искали собственные пути выживания. Традиционно солдат стремился находиться поближе к кухне. Наряды на кухню, обычно нежелательные в мирное время вследствие необходимости выполнения тяжелой и грязной работы, порой становились пределом мечтаний для военнослужащих тыловых частей. Характеризуя свое двухмесячное пребывание в Тесницких лагерях, Л. Г. Андреев отмечал, что “только два-три раза я был сыт, да и то не впрок – объедался. Это были дни нарядов на кухне… вконец изголодавшиеся, мы ели не разбирая и не задумываясь о последствиях – знали, что завтра снова наступит мучительное ощущение. Да, мучительное, ведь знаешь, что ничем не удовлетворишь себя”. Казармы Казани запомнились ему тем, что “не был голоден за два месяца только один раз: был в наряде на кухне и там объелся, а потом мучился с животом”40.

При наличии денег бойцы и командиры покупали продукты в системе военторга и гражданских магазинах. В лагерях под Ногинском “можно было иногда доставать хлеб в ларьке, хотя очереди за ним были колоссальные. Я чаще всего использовал то, что у меня были деньги: платил, и мне доставали хлеб”. Курсанты 2-го Владивостокского военно-пехотного училища, располагавшегося в Комсомольске-на-Амуре, во время лыжной подготовки проложили маршрут невдалеке от магазина, полки которого были заполнены исключительно крабовыми консервами. Крабами сдабривали утреннюю порцию перловой или овсяной каши41.

Поскольку деньги на покупку продуктов были не у всех, начиналась незаконная обменная торговля, происходили нехитрые натуральные сделки:

________________________________________

“В первый день я не мог есть ни супа, ни каши и поменял их на четыре компота. Оказалось, что существовала отработанная практика обменов. За суп – два компота, за второе – четыре, за хлеб и сахар – второе, или наоборот”42. В. В. Сырцылин, которому в пути надоели вобла и лещ, на полустанках менял их на картофель. В городе он, продав картофель, на вырученные деньги покупал хлеб, часть которого сразу же менял на табак43. Получив продукты на 15 дней пути (колбаса, сельдь, сахар, сухари, чай), младший лейтенант 3. Клейман, страдавший от отсутствия горячей пищи, обменял половину выданной рыбы на крупу. Обмен процветал и в окопах. “Табак на сухари, порция водки на две порции сахару. Прокуратура тщетно боролась с меной”, – вспоминал о “меновой торговлишке” Б. А. Слуцкий44.

В продажу шли и сохранившиеся немногочисленные домашние вещи, и предметы военного обмундирования, амуниции и снаряжения. С. И. Шампаньер сообщал жене: “Я очень рад, что избавился от личных вещей… Теперь и легче стала сумка и немножко поправился – молочко пил, малинку едал, огурчики и лук и все, что можно летом достать в деревне. В общем, из простынь, и маек, и полотенец можно делать съедобные вещи, что иногда труднее сделать, имея деньги”. М. И. Сороцкин, осенью 1942 г. находившийся в учебной части в Муроме, писал жене: “Если тебе нетрудно и есть возможность, Манечка, то пришли мне денег сколько сумеешь. Изредка я покупаю себе здесь помидоры (30 – 35 р. кило), молока (40 р. литр) и кушаю. С хлебом [дело] обстоит плохо”45. Посылки из дома скрашивали меню фронтовиков. Родные вкладывали в них пряники, печенье, колбасу, шоколад, конфеты, сахар, сухари. Именно сухари, наряду с табаком и папиросами, просили прислать наиболее часто. В условиях, когда “жрать хотелось постоянно”, “курение хоть ненадолго притупляло чувство голода”46.

Не забывали о сладостях. Сержант медицинской службы Ф. Кривицкая, проходившая службу в полевом госпитале, писала матери в Москву: “Мамуська, если опять есть коммерческие магазины (мне один летчик сказал, что есть), то пришли мне чего-нибудь сладкого (конфет, печенья), хочется вкусного. Но если большие очереди, то ничего не надо, и без вкусного обойдусь. А если будешь присылать, то пришли мне мед, эмблемы и 16-угольник”. Единственное, о чем после двух месяцев пребывания на фронте просил москвич Ф. В. Слайковский, были галеты и драже (“не обязательно, просто побаловать себя”)47. Однако сознавая тяжелое экономическое положение близких, большинство военнослужащих либо вовсе отказывались от посылок из дома, либо просили, чтобы родные не тратились и присылали продукты подешевле.

Нередко бойцы и командиры получали посылки и от совсем незнакомых им людей. Присылаемое сельскими жителями обычно состояло из продуктов (кусочек сала или домашней колбасы с чесноком, сухофрукты или пара яблок, булочка с запеченным внутри яичком – все заботливо упаковано в сумку из домотканого холста), за исключением кисета с табаком и вложенным письмом. Из города чаще присылали канцелярские товары и, как правило, печенье48.

Эту форму добровольной помощи ГКО СССР 18 мая 1942 г. регулировал специальным постановлением N 1768-с “Об улучшении организации доставки по назначению и упорядочению учета подарков, поступающих для Красной армии от населения страны” (объявлено в приказе наркома обороны СССР N 0400 от 20 мая). Согласно постановлению, именные подарки красноармейцам и командирам, а также продовольственные подарки от населения и организаций, предназначенные для определенных воинских частей, соединений и армий, требовалось “доставлять строго по назначению в

________________________________________

соответствии с пожеланиями отправителей”. Остальные подарки полагалось направлять на фронтовые и армейские базы, где из них формировались индивидуальные посылки-подарки для отправки в части, подразделения и госпитали для выдачи бойцам и командирам. Продукты, оставшиеся от комплектования индивидуальных посылок, а также скоропортящиеся и трудно обрабатываемые в полевых условиях (муку, крупу, мясо, рыбу, растительное масло, овощи, сухофрукты, вино, специи, хозяйственное мыло) следовало отправлять в части действующей армии как дополнение к пайку49.

Рацион фронтовиков от случая к случаю пополнялся боевыми трофеями, когда удавалось захватить походные кухни противника или запасы на складах. Удачно атаковав румын, взвод А. З. Лебединцева завладел полевой кухней с мамалыгой, которая “голодным” очень понравилась50. Н. Н. Никулин с удовольствием вспоминал “прекрасную вещь” – сухой гороховый суп в пачках (гороховый концентрат), попадавшийся в брошенных немцами складах или фургонах с продовольствием. Некоторые продукты вызывали удивление. Таков был, к примеру, “какой-то гибрид эрзац-меда со сливочным маслом в больших брикетах” (советские солдаты делали из него сытные бутерброды), а также трофейный хлеб, запечатанный в прозрачную пленку с обозначенной датой изготовления: 1937 – 1938 годы51.

В. В. Сырцылин “рассыпался в благодарностях” немецким летчикам за неточные попадания: “Спасибо им – много к нам в окопы колбасы, хлеба и шоколадок нашвыряли, а немчура голодная сидит в окопе напротив и облизывается и сердится на своих летчиков, что те ошибаются”52. Впрочем, иногда происходило и наоборот. Бывало и так, что противники “мирно” делили между собой один и тот же продукт. Так произошло, например, с диким медом, который взялись добыть ночью Н. Н. Никулин с сослуживцем. Закончив свое опасное предприятие (для этого понадобилось “натянуть на лицо противогаз, шею обвить портянкой, а на руки надеть рукавицы”), солдаты увидели стоявших поодаль немцев: “Они тоже шли за медом и вежливо ждали, когда мы уйдем”. Подобные “импровизированные перемирия”, заключаемые на почве голода или скудости солдатского меню, не мешали наутро “рвать друг другу глотки и разбивать черепа”53. Б. А. Слуцкому тоже запомнился эпизод, когда за выросшей в нейтральной полосе малиной лазили по ночам представители обеих армий.

Ягоды хорошо дополняли рацион. “Зреет малина, кто не разевает рот на самолеты, всегда может организовать себе десерт. Земляника уже кончается, ее здесь тоже порядочно…”, – писал в июле 1943 г. с передовой В. Раскин54. Иногда они вообще служили основным продуктом: “Питаемся мы прекрасно, я черникой уже объелся”55.

Универсальным питанием в суровых походных условиях служила картошка. “Наберем на первом попавшемся огороде картофеля и варим прямо в ведре, а потом садимся вокруг, как цыгане, и кушаем, кто руками, ножом, ложкой, а кто и просто палочкой”. Картошку солдаты называли “благословенной”. Впоследствии удивлялись, как много могли ее съесть за один раз (“съеденное нами сейчас напугало бы меня”). “Солдатский желудок, привыкший пустовать и никогда не наполняться жалкими “котиными” порциями, при первой возможности обнаруживал удивительную способность растягиваться до невероятных размеров”56.

Нередко выручала и рыбалка. По словам П. В. Синюгина, во время наступления под Таганрогом в феврале 1943 г. тылы значительно отстали, и солдаты пухли от голода. Быт наладился весной – не только потому, что стали подвозить продукты: “Рядом речка Мертвый Донец, рыба пошла, судак. Мы от каждого расчета по одному человеку выделяли рыбу ловить. При-

________________________________________

тащат ребята рыбу в вещмешках, повар сварит, а соли нет. Хоть и несоленной, но питались рыбкой”57.

Приходилось использовать в пищу и колосья, липовые почки, желуди, различные суррогаты. Во время строительства дорог и мостов на перевале вблизи Туапсе в конце 1942 г. политрук 150-го инженерно-заградительного батальона А. Кобенко записал в дневнике, что, когда иссякли продукты, бойцы более недели питались каштанами, сухофруктами и фундуком58.

Особенно трудно приходилось курившим: “Курящие очень мучились, могли променять и хлеб и водку на курево. Что делали? Конский помет, который года два валялся, уже перегнил весь, иголкой собирали, заворачивали и тянули, курили. Мы с ними, с курящими, и ругались, и морду набьем, чтобы отучить. Тяжело курящим было. Лучше ему хлеба не дай, чем папирос”59.

Многие источники упоминают использование конины, нередко добываемой нелегально (забивали здоровых лошадей). Слуцкий утверждал, что такая практика распространилась первой военной весной: “До сих пор помню потный сладкий запах супа с кониной. Офицеры резали конину на тонкие ломти, поджаривали на железных листах до тех пор, пока она не становилась твердой, хрусткой, съедобной”. Зимой 1941 г. Н. Н. Никулин, воевавший на Волховском фронте, оказавшись на грани дистрофии, вырубал топором “бифштексы” из мерзлой ляжки откопанного из-под снега мерина60.

Массовый характер употребление в пищу конины приобрело весной 1943 года. Советские войска вели жестокие наступательные бои, а продовольственный эшелон, как вспоминал Л. Н. Рабичев, отстал на 100 километров. На третий день голодного существования связисты и артиллеристы обратили внимание на трупы людей и лошадей, погибших предыдущей осенью и зимой: “Пока лежали засыпанные снегом, были как бы законсервированы, но под горячим лучами солнца начали стремительно разлагаться. С трупов людей снимали сапоги, искали в карманах зажигалки и табак, кто-то пытался варить в котелках куски сапожной кожи. Лошадей же съедали почти целиком. Правда, сначала обрезали покрытый червями верхний слой мяса, потом перестали обращать на это внимание. Соли не было. Варили конину очень долго, мясо это было жестким, тухловатым и сладковатым, видимо омерзительным, но тогда оно казалось прекрасным, невыразимо вкусным, в животе было сытно и журчало”61.

Когда солдаты находились на “подножном корму”, в ход шло все: и оглушенная разрывами снарядов рыба, и украденные куры. Лебединцев описал случай на узловой станции Минеральные Воды, где скопились эшелоны с эвакуированными грузами и скотом. Поскольку состав со свиньями какого-то совхоза “уже никто ничем не кормил” и “свиньям было впору поедать самих себя в вагонах без корма и воды”, Лебединцев с другом решили упросить свинарок дать им поросенка. Получив отказ, подстрелили поросенка (“избавив от голодных мучений”), а девушки из близлежащих домов его приготовили, добавив от себя молодой картофель прямо с грядки62.

В массе случаев такие “реквизиции” были необходимостью, позволявшей выжить тем, кто, не раздумывая, должен был отдать жизнь за Родину. Мука, добытая во время налета на железнодорожный вагон, спасла жизни Л. Г. Андрееву и его товарищам, добиравшимся до фронта (всю дорогу они варили из нее похлебку), – те жизни, которые спустя несколько недель были отданы в бою за полуразрушенную деревню Черную под Старой Руссой (от батальона осталось 18 человек). Незадолго до этого боя, оказавшись совсем близко от передовой, замерзшие и голодные, в полубреду, солдаты лыжного батальона в несколько мгновений “растащили по буханкам” гру-

________________________________________

зовик, наполненный хлебом. Шофер кричал, натягивал брезент, но сделать ничего не мог63.

На дорогах войны солдатам нередко приходилось питаться по так называемому “бабушкиному аттестату”, то есть полагаться на доброту и расположение местного населения. Измученные голодом, фактически они не имели другого выхода, как “попрошайничать”. Порой хозяева сами проявляли инициативу и делились с солдатами своими запасами. Однако военнослужащие вспоминают и другие случаи. В. Извеков описывает, как в октябре 1941 г., в отступлении, солдаты его части разбрелись по домам в близлежащей деревне в поисках пропитания. Хотя ему и “претило попрошайничество”, Извеков миновал мазанки и обратился в добротно построенный дом, но получил отказ от хозяина-старика: “Что, довоевались, сукины дети? Побираться пошли? Грабили, грабили мужика, а теперь опять же к нему. Здорово…”64.

Однако на такой резкий отказ вооруженным людям решались немногие, чаще такие крестьяне утаивали продукты. Отсюда – случаи, когда солдату приходилось добывать себе пропитание хитростью или иным способом. Однажды А. З. Лебединцеву и его другу хозяева дома отказались продать какие-то продукты. Он решил перезарядить барабан своего нагана: “Вынул его и начал шомполом выбивать пустые гильзы и вкладывать боевые патроны. Я как-то даже не придал значения этому, а на деда подействовало. Он немедленно поднялся, спустился в погреб, и вынес полкаравая хлеба и сало размером с кусок хозяйственного мыла, и велел жене налить нам по миске супа. Я оставлял им денег, но они не взяли, надеясь на то, что, может, и их сынов накормит какая-нибудь доброжелательная хозяйка. Мы сердечно поблагодарили хозяев, унося не только полбулки хлеба и сало, но и теплоту в сердце”65.

По наблюдению Б. А. Слуцкого, серьезное улучшение питания началось “с приездом на сытую, лукавую, недограбленную немцами Украину”. Летом 1943 г. его рота отказалась от ужина, “накушавшись предложенными прятавшимися по погребам крестьянами огурцами, молоком, медом”. Хотя отступление противника сопровождалось уничтожением продовольствия (были разгромлены бахчи, расстрелян скот), все уничтожить он не смог. В это лето была снята проблема овощей и фруктов; продовольственные отделы прекратили сбор витаминозной крапивы для солдатских борщей: “Под Харьковом фронт проходил в бахчах и огородах. Достаточно было протянуть руку за помидором, огурцом, достаточно разжечь костер, чтобы отварить кукурузы. Под Тирасполем началось фруктовое царство. Противотанковые рвы пересекали яблоневые, грушевые, абрикосовые сады… Компот и кисель прочно вошли в солдатское меню”66.

С 1944 г. в письмах и дневниковых записях отмечаются перемены, связанные с улучшением фронтовой кухни, рациона, встречаются похвалы поварам: “Кормят нас великолепно, у нас повар Миша готовит, как лучший повар французского короля, но ему некогда проявлять свои способности, и потому он готовит по-солдатски жирно, вкусно и много”. П. Л. Печерица упоминал конкурсы на лучшее приготовление пищи, которые проводились в условиях фронта67.

Улучшившееся питание, его разнообразие стали темой писем, отправляемых фронтовиками из-за границы, особенно из Германии. Некоторые из них сообщали о полном отсутствии проблем с продовольствием сжато, очевидно, не желая бередить воображение стесненных в еде домашних. Другие – с каким-то особым куражом: “Мы уже заелись, и нам не все хочется кушать”; “Мы сало с салом едим и блинами с сладким чаем закусываем”68. Порой отмечалась возможность питаться “самыми изысканными лакомствами” (впро-

________________________________________

чем, под такими, в силу гастрономической неискушенности военнослужащего, могли подразумеваться вполне обычные продукты), либо говорилось о том, что “не хватает только птичьего молока”69.

Особым вниманием пользовалось мясо, которое и в мирной жизни употреблялось большинством советских граждан не слишком часто. В. Н. Цоглин писал сестре “из дома одного сбежавшего ганса”: “Коровку зарезали и тренируемся, кто лучше сготовит. Сперва, не поверишь, 9 кг мяса съели вдесятером”70. О ежедневном неограниченном употреблении птицы и мяса (“куры, холодное, свинина уже приелись”) рассказывала в письме из Германии старший лейтенант медицинской службы Х. Идельчик71. Лейтенант З. Клейман сообщал, что солдаты его батареи, находясь на постое в немецкой деревне, “мяса едят сколько угодно – в котел закладывают по целой корове”. Такие резкие изменения в рационе вызывали беспокойство медиков. Штабной врач жаловался, что тыловики, идя по линии наименьшего сопротивления, перегружают рационы огромными порциями мяса и вина, угрожающе перерождающими ткани72.

Имеются свидетельства о прямом пресыщении. “Зимой 1944/45 сплошь и рядом пехота опрокидывала кухни, вываливала курганы каши на грязный снег – хоть в кашу и закладывали тогда по 600 граммов мяса на человека, а не 37 граммов непонятно чего”. Неудивительно, что советские солдаты “без лишних слов делились едой” с многодетными немецкими семьями73. Продуктовые запасы давали возможность обмена на вещи (к примеру, в Вене за пять буханок хлеба можно было купить дамские золотые часы), отправляемые посылками на родину. Из продуктов в посылки закладывались обычно шоколад и сахар.

Особенно шиковал за границей офицерский состав. По словам очевидца, во время пребывания в Вене “завтраки, обеды и ужины состояли из нескольких блюд и из самых деликатесных продуктов, подавались они на настоящем фарфоре, пользовались мы столовым серебром, и только замечательное чешское пиво отпускали за чисто символическую плату оккупационными деньгами в хрустальных бокалах… Офицеры и вольнонаемные сотрудницы питались вместе, что напоминало не просто столовую, а как бы ресторан с официантками”. На обеде в штабе армии закуски подавались на фарфоре и серебре, пили исключительно французское шампанское74. А. П. Поповиченко также вспоминал Вену в день первомайского торжества: “Начальник тыла полковник Карпов, что называется, разорил Вену, но на банкет доставил таких вин и закусок, что нам даже и не снилось, не только в военное время, но, пожалуй, и в мирные дни!” Ошеломительный банкет в честь Дня Победы “справляли” в особняке под Вайдгофеном75.

По наблюдению Б. А. Слуцкого, в 1945 г. советскому солдату удалось в определенной мере восстановиться, “подкормиться” и “наесть мяса, которого с избытком хватило на многие месяцы восстановительного периода”76. Еще некоторое время после окончания войны трофейные продукты играли значительную роль в армейском рационе. Об этом свидетельствуют, к примеру, письма рядового В. Н. Цоглина, летом 1945 г. продолжавшего службу на 1-м Дальневосточном фронте: “Насчет еды исключительно хорошо. У нас еще с Пруссии скот имеется и другие разные трофеи”. Примечательно, как автор объяснял ухудшение ситуации с питанием на исходе осени: “С питанием поскуднело, но это так и должно было быть. Трофеи не век длятся. Не скатерть-самобранка”. Собственно, эти слова отражают известную готовность советского человека встретить неизбежные трудности; ему кажется вполне нормальным, что за достатком “трофейного периода” обязательно последуют привычные проблемы с продовольствием, что и подтверждает фраза из де-

________________________________________

кабрьского письма: “Говорят, солдатский желудок долото переварит. Не будет хлеба – будем плотницкий инструмент употреблять”77.

За время войны советскому солдату пришлось пережить многие тяготы, не последнее место среди которых занимала “жизнь впроголодь” или настоящий голод. Норму потребления для мужчин призывного возраста составляют 2600 – 4000 калорий в сутки. Энергетическая ценность установленных норм питания военнослужащих действующей армии отвечала этому стандарту. Однако реальное состояние продовольственного снабжения зависело от ряда факторов: периода войны, месторасположения войск, интенсивности военных действий, постановки служб войскового тыла, времени года и погодно-климатических условий.

Еще сложнее складывалось положение с питанием военнослужащих тыловых учреждений. Уже сами нормы их суточного довольствия были минимальными и не всегда соответствовали характеру нагрузки, особенно в запасных и строительных частях. При длительном питании личного состава по тыловой норме распространялись заболевания от истощения. Например, в частях Забайкальского фронта в 1943 – 1944 гг. массовый характер приобрела алиментарная дистрофия78.

Приписываемая еще Фридриху II поговорка безапелляционно утверждает: “Армия марширует на брюхе”. Однако в ее справедливости заставляют усомниться свидетельства участников Великой Отечественной войны. Одно из наиболее откровенных принадлежит поэту и гвардии майору, прошедшему войну от начала до конца, Борису Слуцкому, открывшему главу “Быт” своей автобиографической прозы “Записки о войне” следующим утверждением: “Менее высокий жизненный стандарт довоенной жизни помог, а не повредил нашему страстотерпчеству… Мы опрокинули армию, которая включила в солдатский паек шоколад, голландский сыр, конфеты”79.

“Солдатская проза” Л. Г. Андреева, написанная им спустя год после возвращения с фронта, еще в разгар войны, сохранила страшный опыт пережитого: “Мы даже не голодны – голоден человек, осознающий ясно, что он хочет есть, в котором желание это обособлено от него; нас же голод проник всех, стал состоянием, постоянной принадлежностью мысли, чувства, ощущения, перестал ярко ощущаться, слившись целиком с нами”80. Память о военном голоде не отпускала фронтовиков и спустя десятилетия.

Примечания

Статья подготовлена в рамках проекта “Великая Отечественная война в исторической памяти Юга России” Программы фундаментальных исследований Президиума РАН “Фундаментальные проблемы модернизации полиэтничного макрорегиона в условиях роста напряженности” на 2012 – 2014 гг.

1. БОХАНОВСКИЙ И. Н. Снабжение хлебом войск в полевых условиях. Канд. дисс. Калинин. 1945; Советский тыл в Великой Отечественной войне. Кн. 1 – 2. М. 1974; Роль тыла Советских вооруженных сил в достижении победы в Великой Отечественной войне. Л. 1975; Тыл Советских вооруженных сил в Великой Отечественной войне 1941 – 1945 гг. М. 1977; и др.

2. ЛЕБЕДИНЦЕВ А. З., МУХИН Ю. А. Отцы-командиры. М. 2004, с. 87.

3. ВОЗНЕСЕНСКИЙ Н. Военная экономика СССР в период Отечественной войны. М. 1947, с. 42.

4. Великая Отечественная война. 1941 – 1945. Энциклопедия. М. 1985, с. 645.

5. Русский архив. Т. 13 (2 – 2). М. 1997, с. 95 – 102.

6. Там же, с. 97.

7. Там же, с. 98 – 99. Красноармейцам строевых и запасных частей вне действующей армии, по сравнению с довоенным пайком и пайком боевых частей, полагалось на 150 г меньше хлеба, на 50 г круп и макарон, на 75 г мяса, на 10 г жиров, на 10 г сахара. Вместе с тем на

________________________________________

20 г увеличилась норма рыбы и на 100 г – овощей. Для красноармейцев караульных частей и тыловых учреждений суточные нормы питания стали меньше на 200 г хлеба, 60 г круп и макарон, 75 г мяса, 10 г жиров, 10 г сахара, но больше на 100 г картофеля. Курсантский суточный паек также сократился и состоял из 400 г (зимой – 500 г) ржаного и 300 г пшеничного хлеба, 140 г круп, 150 г мяса, 80 г рыбы, 500 г картофеля и 285 г других овощей, 50 г сливочного масла и 15 г других жиров, 50 г сахара. Помимо чая паек включал компот из сухофруктов и суррогатный кофе.

8. Там же, с. 96. В действующей армии – 500 г ржаных сухарей, 200 г концентрированной пшенной каши, 75 г концентрированного горохового супа-пюре, 100 г полукопченой колбасы, заменяемой на 70 г бекона, 150 г воблы или брынзы, 100 г сухой рыбы, 113 г мясных консервов, 200 г сельди, 35 г сахара, соли и чая, вне действующей армии – меньше на 100 г сухарей, на 20 г полукопченой колбасы, на 10 г бекона, на 30 г воблы или брынзы, на 20 г сухой рыбы, на 40 г сельди, а мясные консервы не предусматривались.

9. Там же, с. 100 – 101. 800 г, а в зимнее время 900 г, ржаного обойного хлеба, 180 г круп и макарон, 250 г мяса, 90 г рыбы, 610 г картофеля и 410 г других овощей, 30 г сливочного масла, 25 г других жиров, 50 г сахара. Боевым расчетам экипажей вне действующей армии и летно-техническому составу, находившемуся на казарменном положении, выдавали 400 г ржаного и 300 г пшеничного хлеба, 130 г круп и макарон, 300 г мяса, 70 г рыбы, 500 г картофеля и 335 г других овощей, 60 г сливочного и 5 г растительного масла, 60 г сахара, 100 г молока, 20 г творога, 10 г сметаны, 20 г сыра, сухофрукты и фруктовый экстракт. Для технического состава частей ВВС вне действующей армии предусматривались горячие завтраки, нормы которых включали 100 г пшеничного хлеба, 30 г круп или макарон, 200 г картофеля и овощей, 100 г мяса, 30 г сливочного масла, 20 г сахара. Курящим выдавали по 25 папирос 1-го сорта или 25 г табака в сутки, 10 коробок спичек ежемесячно.

10. Там же, с. 96.

11. Там же, с. 101 – 102. Госпитальный паек содержал меньше хлеба (600 г, в том числе 300 г пшеничного), круп и макарон (130 г), мяса (120 г) и рыбы (50 г). Он также включал 450 г картофеля и 285 г других овощей, 50 г сахара, сухие или консервированные фрукты, 200 г молока, 40 г коровьего масла и 15 г других жиров, 25 г творога, 10 г сметаны, 100 г сока или ягодно-фруктовый экстракт. Для выздоравливающих увеличивалась норма хлеба до 800 г (в том числе 400 г пшеничного). Санаторный паек включал 500 г пшеничного и 200 г ржаного хлеба, 110 г круп и макарон, 160 г мяса, птицы и копченостей, 70 г рыбы, 400 г картофеля и 500 г других овощей, 200 г свежего молока, 50 г сахара, 25 г сметаны, 10 г творога, 45 г коровьего и 5 г растительного масла, сухофрукты, кофе и какао.

12. ОСЬКИН М. В. Русская армия и продовольственный кризис в 1914 – 1917 гг. – Вопросы истории, 2010, N 3, с. 144 – 145.

13. Тыл в Великой Отечественной войне. М. 1971, с. 191; и др.

14. Русский архив. Т. 13 (2 – 2), с. 285, 368.

15. АНДРЕЕВ Л. Г. Философия существования. Военные воспоминания. М. 2005, с. 61, 89, 92.

16. РАБИЧЕВ Л. “Война все спишет”, мемуары, иллюстрации, документы, письма. М. 2008, с. 76 – 77.

17. Русский архив. Т. 13 (2 – 2), с. 373.

18. АНДРЕЕВ Л. Г. Ук. соч., с. 98.

19. Сохрани мои письма… Сб. писем и дневников евреев периода Великой Отечественной войны. Вып. 1. М. 2007, с. 57, 81, 85; вып. 2. М. 2010, с. 80.

20. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), ф. М-33, оп. 1, д. 369, л. 14.

21. Письма из войны. Сб. документов. Саранск. 2010, с. 165.

22. РГАСПИ, ф. М-33, оп. 1, д. 1400, л. 40.

23. Русский архив. Т. 13 (2 – 2), с. 273 – 274.

24. Там же. Т. 13 (2 – 3). М. 1997, с. 29, 36.

25. НИКУЛИН Н. Н. Воспоминания о войне. СПб. 2008, с. 61.

26. Русский архив. Т. 13 (2 – 3), с. 90 – 91.

27. ТВАРДОВСКИЙ А. Т. Василий Теркин. Теркин на том свете. М. 2010, с. 105.

28. ПЫЛЬЦЫН А. В. Штрафной удар, или Как офицерский штрафбат дошел до Берлина. СПб. 2003, с. 154.

29. Центральный архив Министерства обороны РФ, ф. 12 А(2), оп. 6005, д. 96, л. 144, 178.

30. НИКУЛИН Н. Н. Ук. соч., с. 156, 210.

31. ДЬЯКОНОВ И. М. Книга воспоминаний. СПб. 1995, с. 541.

32. ПЫЛЬЦЫН А. В. Ук. соч., с. 182 – 183.

33. НИКУЛИН Н. Н. Ук. соч., с. 54.

34. СЛУЦКИЙ Б. А. Записки о войне. В кн.: СЛУЦКИЙ Б. А. О других и о себе. М. 2005, с. 29.

35. Сохрани мои письма… Вып. 2, с. 26.

________________________________________

36. ВАНДЕНКО А. Дно великой войны. – Итоги, 2010, N 18(725), с. 52.

37. РАБИЧЕВ Л. Ук. соч., с. 104.

38. НИКУЛИН Н. Н. Ук. соч., с. 61.

39. Русский архив. Т. 13 (2 – 3), с. 167, 36, 319.

40. АНДРЕЕВ Л. Г. Ук. соч., с. 61 – 62.

41. Там же, с. 78; ПЫЛЬЦЫН А. В. Ук. соч., с. 21 – 22.

42. РАБИЧЕВ Л. Ук. соч., с. 76 – 77.

43. Герои терпения. Великая Отечественная война в источниках личного происхождения. Сб. документов. Краснодар. 2010, с. 87.

44. Сохрани мои письма… Вып. 1, с. 162; СЛУЦКИЙ Б. А. Ук. соч., с. 29.

45. Сохрани мои письма… Вып. 1, с. 88; вып. 2, с. 165.

46. ВАНДЕНКО А. Ук. соч., с. 52.

47. Сохрани мои письма… Вып. 1, с. 115; вып. 2, с. 38 – 39.

48. ЛЕБЕДИНЦЕВ А. З., МУХИН Ю. А. Ук. соч., с. 97 – 98.

49. Русский архив. Т. 13 (2 – 2), с. 234 – 236.

50. ЛЕБЕДИНЦЕВ А. З., МУХИН Ю. А. Ук. соч., с. 135.

51. НИКУЛИН Н. Н. Ук. соч., с. 103, 149; ПЫЛЬЦЫН А. В. Ук. соч., с. 40.

52. Центр документации новейшей истории Краснодарского края, ф. 1774-Р, оп. 2, д. 1234, л. 32об.

53. НИКУЛИН Н. Н. Ук. соч., с. 166 – 168.

54. РГАСПИ, ф. М-33, оп. 1, д. 1400, л. 43.

55. Сохрани мои письма… Вып. 1, с. 140.

56. Герои терпения, с. 99; АНДРЕЕВ Л. Г. Ук. соч., с. 179.

57. Воспоминания Петра Васильевича Синюгина, 1924 г.р., записаны в г. Майкопе Е. Ф. Кринко 5.XI.2001.

58. Герои терпения, с. 208.

59. Воспоминания Петра Васильевича Синюгина.

60. СЛУЦКИЙ Б. А. Ук. соч., с. 29; НИКУЛИН Н. Н. Ук. соч., с. 84.

61. РАБИЧЕВ Л. Ук. соч., с. 111.

62. ЛЕБЕДИНЦЕВ А. З., МУХИН Ю. И. Ук. соч., с. 124.

63. АНДРЕЕВ Л. Г. Ук. соч., с. 102 – 103, 126 – 127.

64. Самый памятный день войны. Письма-исповеди. М. 2010, с. 81 – 82.

65. ЛЕБЕДИНЦЕВ А. З., МУХИН Ю. А. Ук. соч., с. 118 – 119.

66. СЛУЦКИЙ Б. А. Ук. соч., с. 29, 31.

67. Сохрани мои письма… Вып. 1, с. 261; Герои терпения, с. 229.

68. СЕНЯВСКАЯ Е. С. Женские судьбы сквозь призму военной цензуры – Военно-исторический архив, 2001, N 7(22), с. 38; Сохрани мои письма… Вып. 1, с. 262.

69. Архив Научно-просветительского центра (НПЦ) “Холокост”, ф. 9, оп. 2, д. 160, л. 20, 46.

70. Сохрани мои письма… Вып. 1, с. 262.

71. Архив НПЦ “Холокост”, ф. 9, оп. 2, д. 195, л. 11.

72. Сохрани мои письма… Вып. 1, с. 165; СЛУЦКИЙ Б. А. Ук. соч., с. 32.

73. СЛУЦКИЙ Б. А. Ук. соч., с. 29; Я это видел… Новые письма о войне. М. 2005, с. 20.

74. ЛЕБЕДИНЦЕВ А. З., МУХИН Ю. А. Ук. соч., с. 234, 241.

75. РГАСПИ, ф. М-33, оп. 1, д. 369б, л. 40, 42об., 43.

76. СЛУЦКИЙ Б. А. Ук. соч., с. 32.

77. Архив НПЦ “Холокост”, ф. 9, оп. 2, д. 160, л. 50, 57, 61.

78. Русский архив. Т. 13 (2 – 3), с. 268 – 269.

79. СЛУЦКИЙ Б. А. Ук. соч., с. 28.

80. АНДРЕЕВ Л. Г. Ук. соч., с. 71.

Вопросы истории. – 2012. – № 5. – C. 39-54

Кринко Евгений Федорович – доктор исторических наук, заместитель директора Института социально-экономических и гуманитарных исследований Южного научного центра РАН; Тажидинова Ирина Геннадьевна – кандидат исторических наук, доцент Кубанского государственного университета.

МАТЕРИАЛЬНОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ КОМАНДНОГО СОСТАВА РККА В ПЕРИОД

ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ.

А.А. Шувалов

С формированием Рабоче-крестьянской Красной Армии логически стал вопрос о материальном обеспечении военнослужащих. Данная статья на основе архивных и мемуарных источников, раскрывает проблему материального обеспечения командного состава РККА, показывает всю сложность и неоднозначность ситуации материального положения комсостава в период Гражданской войны. Жалованье выдавалось с перебоями в связи с обстановкой военного времени. Денежное довольствие, не соответствовало реалиям времени при постоянном росте инфляции.

Ключевые слова: гражданская война; материальное обеспечение; довольствие; денежное содержание; жалованье; командный состав Красной Армии.

С формированием Рабоче-крестьянской Красной Армии логически стал вопрос о материальном обеспечении военнослужащих. Так по декрету ВЦИК Совета о сроке службы в Красной Армии от 22 апреля 1918 г., всякий гражданин, добровольно вступивший в ряды Красной Армии, должен был служить в ней не менее 6 месяцев, считая со дня подписания обязательства. В соответствии с декретом каждый военнослужащий Красной Армии ежемесячно получал жалование. Трудностью в получении жалованья было первоначальное отсутствие табелей окладов. С января 1918 г. в СНК поступало большое количество телеграмм с просьбой о распоряжении, об удовлетворении жалованием по прилагаемым табелям. В феврале 1918 г. 1-й революционный имени товарища Ленина полк просил СНК сообщить оклад жалованья солдатам и должностным лицам. По приказу Верховного главнокомандующего войсками республик южной России, в марте 1918 г. устанавливались определенные оклады жалования.

Оклады жалованья военнослужащих РККА установленные в марте 1918г.

Декретами правительства от 27 июня, 16 сентября и 18 октября 1918 г. устанавливались повышенные тарифы жалованья военнослужащим. Если повышение ставок для командного состава войсковых частей, действующих на фронте, могло еще определяться условиями походно-боевой жизни, то это было неприменимо к служащим в административно-полевых управлениях, которые ставились по оплате труда в привилегированное положение. Таким образом, было основание

настаивать на понижении проектируемых окладов для всех военнослужащих, состоящих в административно-полевых управлениях.

Оклады жалованья военнослужащих в 1918 г.

Название должности Оклад месячного жалованья к октябрю Оклад месячного жалованья к ноябрю

Командующий фронтом 3500 р. -

Командующий армией 2500 р. -

Начальник штаба армии; командующий дивизией 2000 р. -

Помощник начальника штаба армии; член РВСР армии; начальник артиллерии; начальник инженерной части; командир кавалерийского дивизиона 1700 р. -

Командир (кавалерийского) полка 1500 р. -

Командир батальона; командир артиллерийского дивизиона 1200 р. 1500 р.

Командир роты; командир батареи; командир эскадрона 1000 р. 1200 р.

Командир взвода 800 р. 1000 р.

Отделенный 600 р. 800 р.

Красноармеец 300 р. 600 р.

Летом 1918 г. в среде красноармейцев было глубокое недовольство большой разницей между жалованьем нижних чинов и командного состава (300 р. получал рядовой, 800 р. - командир взвода), что скверно отражалось на состоянии войсковых частей. Летом 1919 г. были утверждены новые оклады для командного состава. Оклады повышались почти вдвое для некоторых категорий командиров и штабных служащих, и с 1 февраля 1919 г. выдавалась разница. Так, член Реввоенсовета армии до июля 1919 г. получал 2300 р. в месяц, в августе, 4000 р., ротный к октябрю 1919 г. получал 2100 р. В связи с всеобщим вздорожанием продуктов повышение окладов было необходимо. Но возмущало, что оклады повышались только для комсостава, комиссаров и штабных служащих, а красноармейцам оставлены прежние. Недоверие красноармейцев к комсоставу и комиссарам давало почву для демагогии и агитации против советской власти.

Оклады повышались и в 1920 г. По раздаточным ведомостям за февраль по декабрь 1920 г. ротный получал 3000 р., взводный - 2400 р., старшина - 1400 р., отделенный - 1000 р.,

красноармеец - 600 р.

За декабрь 1920 г. ротный получал 4600 р., взводный - 3800 р., старшина - 2100 р., отделенный - 1500 р., красноармеец - 900 р.

По постановлению СНК комсостав и военнослужащие Красной Армии и флота снабжались казенным продовольственным пайком, получали предметы обмундирования по казенным ценам.

Декретами СНК от 7 августа, 10 октября 1918 г. и 24 января 1919 г. устанавливалось пенсионное обеспечение суточным довольствием солдат РККА и прочих категорий военнослужащих. Суточное довольствие выдавалось уволенным с военной службы по негодности ввиду признания потери трудоспособности, связанной с прохождением службы, со дня увольнения в течение 2-х недель. Размер суточных денег определялся размером минимальных, с февраля 1919 г., максимальных тарифных ставок оплаты труда.

В обстановке Гражданской войны инфляция неудержимо развивалась, цены стремительно ползли вверх. Например, весной 1918 г. фунт хлеба стоил в Москве 4-5 р. В Верхотурском уезде, недавно перешедшем от красных к белым, 1 мая 1919 г. пуд ржаной муки стоил 70-75 р., пшеничной - 80-85 р., сеянки - 100-110 р., крупчатки - 115-130 р., мяса - 250-300 р., сливочного масла - 480-560 р.

Жизненный уровень большинства военнослужащих (младшего и среднего комсостава) был невысоким, их материальное положение усугублялось тем, что в условиях тяжелой экономической ситуации в Советской Республике жалование военнослужащим выплачивалось нерегулярно. В тяжелом положении оказывались семьи военнослужащих. Официально установленной минимальной зарплаты могло хватить на обеспечение хлебом по вольным ценам семье из трех человек. Для более разнообразного питания одного кормильца в семье было мало, о покупке одежды и обуви при службе по государственным расценкам нечего было и думать. Предметы первой необходимости распределялись по карточкам, но только в города.

В условиях продовольственного кризиса советская власть установила нормированное снабжение населения товарами массового потребления. Нормированное снабжение дало

возможность строго регламентировать и экономно расходовать крайне незначительные продовольственные и промтоварные ресурсы, имевшиеся в стране, обеспечить необходимым минимумом Красную Армию. Как уже отмечалось, военнослужащие получали красноармейский паек, который делился на фронтовой и тыловой. Первый получали лица, входившие в состав и в учреждения действующей Красной Армии и в состав ее запасных частей. Второй - личный состав тыловых строевых частей, все военнослужащие Полевого штаба РВС, рабочие предприятий, обслуживавшие нужды Красной Армии. Красноармейский паек был самым высоким в стране.

Одновременная норма красноармейского пайка.

Наименование продуктов Фронтовой паек Тыловой паек

Хлеб или 2 фунта 1 ф.

Ржаная мука 1 ‘/2 ф. 72 золотника

Крупа 24 золотника 18 з.

Мясо или рыба / ф. % ф.

Соль 3 з. 3 з.

Овощи сушеные или 4 з. 4 з.

Свежие 60 з. 60 з.

Масло или сало 8 з. 5 з.

Подболтная мука 4 з. 4 з.

Чай 24/100 з. 24/100 з.

Сахар 8 з. 6 з.

1 золотник = 1/96 ф. = 4,266. 1 фунт = 0,45 кг.

Говоря о материальном благосостояние комсостава Красной Армии, можно отметить, что оклады жалованья и пенсии по сравнению с 1914 г. увеличились в несколько раз. На это, конечно, повлияли экономические трудности, порожденные мировой войной и революцией, вызвавшие рост цен и инфляцию. Командиры РККА зачислялись на вещевое и провиантское довольствие. Оклады жалованья комсоставу РККА в денежном выражении были больше, чем такие же в контрреволюционных формированиях. При выдаче жалованья противоборствующие стороны сталкивались с одинаковыми проблемами, жалованье выдавалось с перебоями в связи с обстановкой военного времени. Материальные трудности противоборствующих сторон подталкивали военнослужащих к самообогащению и грабежу.

With formation of workers" and peasants’ Red Army the question of the material maintenance of the servicemen became logical. The present article based on archival and memoirs sources, shows the problem of material maintenance of command officers RKKA, the difficulty and ambiguity of the situation with material position of command officers during Civil War. Salaries were given erratically due to the situation of the wartime. Money allowance didn’t correspond to the actual time in condition of constant runaway inflation.

The key words: The Civil War, material maintenance, money allowance, financial support, salary, command officers of the Red Army.

Список литературы

1. ГАРФ. ф. 1235, оп. 34, д. 12.

2. ГАРФ. ф. 130, оп. 2, д. 549.

4. ГАРФ. ф. 1235, оп. 79, д. 10; История гражданской войны в СССР: в 5-ти томах. - Т. 3. / ред. комиссия: С.Ф. Найда и др. - М.: Госполитиздат, 1958. - 656 с.; Егорьев В.Н. Из жизни западной завесы. / В.Н. Егорьев. Этапы большого пути. Воспоминания о гражданской войне. / сост. В.Д. Поликарпов. - М.: Воениздат, 1963. - С.137-151; Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. - Т. 1. / Г.К. Жуков. - М.: изд-во Агентства печати Новости, 1986. - 303 с.; Декрет совета народных комиссаров об организации Рабоче-крестьянской Красной Армии. Сборник документов и материалов по истории СССР. Советского периода (1917 - 1958). / отв. ред. И.М. Волков. - М.: Изд-во Моск. Ун-та, 1966. - 621 с.; Декрет совета народных комиссаров об организации Рабочекрестьянской Красной Армии. Орловская губерния в период иностранной военной интервенции и гражданской войны. Сборник документов. / сост. В.И. Фефелов, Т.Н. Ашихмина, Н.Ю. Драч и др. -Орел: Орловское книжное изд-во, 1963. - 295 с.

5. ГАРФ. ф. 952, оп. 3, д. 28.

6. ГАРФ. ф. 4390, оп. 2, д. 23.

7. ГАРФ. ф. 4390, оп. 2, д. 23; РГВА. ф. 5881, оп. 1, д. 1; Из доклада командования СКВО в

Высший Военный Совет о положении в Терской области и в Закавказье. Директивы командования фронтов Красной Армии (1917-1922 гг.). Сборник документов в 4-х томах. - Т. 1. - М., 1971; Минут

В.Н. Под большевистским игом. / В.Н. Минут. // Звезда. - 1996. - № 7.

8. ГАРФ. ф. 130, оп. 2, д. 549.

9. ГАРФ. ф. 130, оп. 3, д. 543; ф. 1235, оп. 55, д. 5.

10. ГАБО. ф. 79, оп. спр., д.4; д. 18, л.

11. ГАБО. ф. 79, оп. спр., д. 39.

12. ГАРФ. ф. 130, оп. 4, д. 110; д. 207.

13. ГАРФ. ф. 130, оп. 3, д. 124; ф.1235, оп. 94, д. 73; ф. 4390, оп. 6, д. 183.

14. Нарский И. Жизнь в катастрофе. Будни населения Урала в 1917 - 1922 гг. / И. Нарский. -М.: ООО «Изд-во АСТ», 2001. - 632 с.

15. Нарский И. Указ. соч.

16. Гражданская война и военная интервенция в СССР. Энциклопедия. - М., 1983. - С. 83,

Шувалов А.А. - кандидат исторических наук, старший лейтенант полиции, старший преподаватель Московского областного филиала Московского университета МВД России.

THE MATERIAL SECURITY OF COMMANDING OFFICERS RKKA DURING CIVIL

На идею данного материала меня натолкнул очень известный человек в среде военных реконструкторов под позывным Бублик. Уникальный человек, реконструирует повара пехоты Вермахта и единственный в России, кто делает это на немецкой кухне, пережившей Великую Отечественную.

Вообще, кухонный вопрос - вопрос очень тонкий. Кому-то покажется, что наличие боекомплекта более важно. Соглашусь. Но думаю, что солдаты 6-й армии Паулюса, у которых патронов и снарядов было еще не то чтобы валом, но достаточно, поспорили бы. А так - доели последних лошадей и сделали фюреру подарок на Рождество. Сдались. Говорят, многие тем не менее выжили.

Начнем с кухонь. Сперва с немецкой, естественно, благо, про отечественную у нас рассказывалось неоднократно.

Мы еще долго потом обсуждали за кадром немецкую и советскую кухни, и вот что у нас вышло в итоге. Пока под словом «кухня» будем иметь в виду агрегат для приготовления пищи.

В споре на тему «кто лучше» однозначно победила советская кухня. Немецкая была тяжелее (4 двойных котла с глицерином между стенок как антипригарное устройство) и обладала одним не очень удобным архаизмом. А именно - деревянными колесами.

Все планы поставить немку на «резиновый ход» закончились неудачей. Сама конструкция кухни, с низко опущенными поддувалами печек, не позволила уменьшить диаметр колес. А переделывать кухню в военное время уже не позволяли возможности немецкой промышленности. Ей было чем заняться и без полевых кухонь.

Деревянные колеса не позволяли транспортировать кухню со скоростью более 15 км/ч. Проходимость также была не ахти, причем, чем ближе к передовой, тем больше было проблем в виде воронок и прочих неудобств. Про то, как чувствует себя немка в раскисшей российской глине, рассказывать не буду. Тащить ее, как сказали реконструкторы из расчета, то еще удовольствие.

Впрочем, если судить по мемуарам, немецкие повара особо и не парились на эту тему, за что были весьма «горячо любимы» солдатами на передовой.

Советская кухня еще в 1936 году, согласно постановлению наркома обороны товарища Ворошилова, перешла на колеса от ГАЗ-АА. До этого времени колеса тоже были деревянные, тележного типа.

То, что скорость буксировки возросла до 35 км/ч - это, действительно, ни о чем. Как таскали кухню лошадки в основной своей массе, так и продолжили. Для грузовиков всегда были дела поважней. Другое дело, что тащить кухню на таких колесах стало легче и в плане усилий, и в плане проходимости. А это немаловажный момент.

Ибо чем ближе может подъехать кухня к передовой, тем больше шансов у солдат на горячий обед. Если условия не позволяли, то еда что у нас, что у немцев, доставлялась подносчиками на передовую. И тут понятно, что термос - дело хорошее, но… Вопрос только в том, какое расстояние приходилось преодолевать подносчикам. И в каких условиях.

А в целом с кормежкой у немцев было не очень. Не будем сравнивать граммы выдаваемых продуктов на солдата в РККА и Вермахте, более интересно, как распоряжались этими граммами те, кто готовил из них еду.

Изучив кучу материалов, я составил список самых распространенных блюд немецкой полевой кухни, с которым и познакомлю.

Вообще, система питания в Вермахте имела ряд отличий от нашей. Прежде всего стоит отметить. что никакой разницы в нормах питания для солдат, офицеров и генералов не существовало. Это косвенно подтверждает в своих мемуарах Манштейн в своих «Утерянных победах»: "Естественно, что мы, как все солдаты, получали армейское снабжение. По поводу солдатского супа из полевой кухни ничего плохого нельзя было сказать. Но то, что мы изо дня в день на ужин получали только солдатский хлеб и жесткую копченую колбасу, жевать которую старшим из нас было довольно трудно, вероятно, не было абсолютно необходимо".

Завтрак немецкого военнослужащего состоял из хлеба (350 граммов) и кружки кофе.

Ужин отличался от завтрака только тем, что солдат получал кроме кофе и хлеба еще кусок колбасы (100 грамм), либо три яйца, либо кусок сыра и что-то, чтобы намазать на хлеб (масло, смальц, маргарин). Яйца и сыр - это при наличии, в основном в дело шла консервированная колбаса.

Основную часть своего дневного рациона солдат получал на обед, который в боевых условиях опять-таки становился скорее ужином.

Самые распространенные супы: рисовый, фасолевый, из консервированных овощей, с макаронами, с манной крупой.

Вторые блюда: гуляш, жаркое из свинины или говядины. Встречаются упоминания об отбивных и битках, можно поверить, но точно это не на передовой.

Гарнир. Тут все печально. Для немцев. Отварной картофель 7 дней в неделю. От 1,5 кг, если только картофель, и 800 граммов, если к нему прилагался горох с морковью.

Салаты из сельдерея, капусты кольраби я могу представить где угодно, но точно не на Восточном фронте.

Рыбы в пехотном меню я вообще не обнаружил. Только раз в неделю банку рыбных консервов.

Но это было как бы стационарное меню. То есть не на передовой, а на отдыхе или при доукомплектовании. То есть при размещении на какой-то базе, но никак не на передовой.

Плюс как все это употреблялось. Тоже есть нюансы.

В боевых условиях немецкий солдат получал "Норму питания для войны" (Verpflegung im Kriege).

Она существовала в двух вариантах: суточный рацион (Tagesration) и неприкосновенный рацион (Eiserne Portion).

Суточный рацион представлял собой набор продуктов и горячей пищи, выдаваемые ежедневно солдату для питания, а второй представлял собой набор продуктов частично носимый солдатом при себе, а частично перевозимый в полевой кухне. Он мог расходоваться только по приказу командира если не представляется возможным выдать солдату нормальное питание.

Суточный рацион (Tagesration) делился еще на две части: продукты, выдаваемые в холодном виде (Kaltverpflegung) и, собственно, горячее питание (Zubereitet als Warmverpflegung) из вышеупомянутого меню.

Суточный рацион выдается солдату один раз в сутки сразу целиком, обычно вечером с наступлением темноты, когда становится возможно отправить подносчиков пищи в ближний тыл к полевой кухне.

Холодные продукты выдаются солдату в руки, и он имеет возможность сложить их в сухарную сумку. Горячее питание выдается, соответственно, кофе во флягу, приготовленное второе блюдо - картофель (макароны, каша) с мясом и жиром в котелок. Место приема пищи и распределение продуктов на питание в течение суток солдат определяет самостоятельно.

Вроде и ничего, но получается, что немец должен был таскать на себе все это добро. Либо складировать в землянке, в надежде, что никто не слопает его полтора кило вареной картошки.

Но это еще не все. Каждый солдат Вермахта имел еще и два НЗ: полный неприкосновенный рацион (volle eiserne Portion) (Сухари твердые - 250 гр., мясные консервы - 200 гр., концентрат супа или колбаса консервированная - 150 гр., кофе натуральный молотый - 20 гр.).

При ротной полевой кухне должно было быть в наличии два таких полных рациона на каждого солдата. При невозможности обеспечить полевую кухню продуктами обычного суточного рациона, командир мог отдать приказ либо выдать на сутки один полный неприкосновенный рацион в холодном виде, либо приготовить из консервов и концентрата супа горячее блюдо и сварить кофе.

Кроме того, каждый солдат имел в сухарной сумке один сокращенный неприкосновенный рацион (gekürztе Eiserne Portion), состоящий из 1-й банки мясных консервов (200гр) и пакета твердых сухарей. Этот рацион расходовался только по приказу командира в самом крайнем случае, когда израсходованы рационы из полевой кухни или если более чем сутки невозможна доставка питания.

С одной стороны, вроде бы как немецкий солдат был лучше нашего обеспечен продуктами. То, что часть из них он должен был постоянно таскать с собой, причем изрядную часть, не знаю, мне хорошим делом не кажется.

Если русские артиллеристы или минометчики «вычислили» кухню а этим делом занимались обе стороны), то худо-бедно шансы прожить были поболе, чем у наших бойцов.

С другой стороны, как-то все не очень рационально выглядит, если честно. У солдата, кроме его основных обязанностей, голова еще забита очень важным (и попробуйте поспорить!) делом, а именно как сохранить еду и когда ее употребить. И если с первым все более-менее нормально, то вот в условиях зимы, конкретно, русской зимы, начинаются проблемы. Хотя повторный подогрев в ненастье - то еще развлечение.

Да, тут стоит отметить, что супы в немецкой системе на передовой как бы не предусматривались вообще. У немцев было принято отводить солдат с передовой, там - пожалуйста, но в окопах горячее питание осуществлялось только вторыми блюдами.

И тут поле непаханое для различных проблем с желудками. Хронические запоры, несварение желудка, гастриты и катары. Эта проблема была настолько велика, что в армии резерва существовали целые батальоны, куда направляли солдат, страдающих хроническими желудочными заболеваниями. Вплоть до того, что в октябре 1942 года их свели в 165-ю резервную дивизию, дислоцированную во Франции. Позднее, в июле 1944 года ее переименовали в 70-ю пехотную, но воевать она так и не смогла. До ноября 1944 она простояла в Голландии, где и сдалась союзникам.

Переходим к советской стороне.

Здесь я обопрусь не только на документы, но и на личные воспоминания участников.

Говоря о питании на передовой, картина такая: в РККА на позициях предусматривалась выдача горячей пищи два раза в сутки - утром (сразу после рассвета) и вечером после заката.

Все, кроме хлеба, выдавалось в горячем виде. Суп (щи, борщ) выдавались оба раза, второе блюдо чаще всего было кашей. После очередного приема пищи у солдата при себе продуктов не оставалось, что освобождало его от лишних проблем, опасности пищевых отравлений и тяжести.

Впрочем, и эта схема имела свои недостатки. В случае перебоев с доставкой в окопы горячей пищи красноармеец оставался совершенно голодным.

НЗ был. Состоял из пачки сухарей (300-400 грамм) или галет, банки мясных или рыбных консервов. Несмотря на все усилия командования, заставить красноармейцев носить неприкосновенный запас продуктов никак не удавалось. НЗ «улетал», поскольку война войной, а если обед не по расписанию…

По меню. Здесь, конечно, разнообразие, не чета немцам.

Хлеб, который всему голова. У немцев был один вид на все случаи жизни. В РККА согласно нормам, выпекалось 4 вида хлеба: ржаной, пшеничный кислый, белый ситный, ржаной заварной и ржано-пшеничный. Белый, понятно, шел не на передовую.

Кроме того, были ржаные и пшеничные сухари, а также пшеничные галеты «Турист», «Арктика», «Военный поход».

Первые блюда.

Кулеш. Тут сложно определить, первое он или второе, зависит исключительно от количества жидкости в нем. Готовился повсеместно, во всех родах войск.

Борщи. Во множественном числе, потому что их существовало три официальных вида, разных по рецептуре приготовления. «Украинский», «Флотский» и просто борщ.

Щи. Из свежих овощей, из кислой капусты, зеленые.

Супы. Рыбные, не уха, понятно, но из свежей рыбы или консервов, из концентратов (гороховый, горохово-пшенный), рисовый, гороховый, с макаронами, рассольник.

Вторые блюда.

Тут понятно, что каша. «Щи да каша - радость наша». Каши готовились из проса, гречки, ячменя, риса, гороха, пшеницы и овса. В меню вроде бы входили и макаронные изделия, но вот мой дед, начавший войну в 1942 году под Воронежем и закончивший в 1947 на Западной Украине через Прагу, макарон не помнит. «Супы лапшовые были, но мы их не любили. И рисовые не жаловали. Не нажористые…».

Каши, причем, были в основном не густые. Понятно, почему. Чтобы не возникало запорных проблем, а не из экономии. За «недокашу пересуп» повар вполне мог и от кухни в окопы сыграть, так что здесь все было в основном нормально.

Чаем-кофе не баловали в окопах. Опять же сошлюсь на воспоминания, «баловали, когда затишье, когда у повара возможность была. А так, если котелочек щец навернул, да еще и не на консерве, а с мясом, да каша когда нормальная… Можно и водичкой запить».

Напомню, кухня была на два котла… Щи и каша поважнее чая, действительно.

Овощи в виде салатов, как у немцев, конечно, отсутствовали. Но все доступные виды овощей (картофель, свекла, капуста, морковка, лук), равно как и соленья присутствовали в супах. Что, в целом, нивелировало проблему витаминов, если таковая была.

Если сравнивать по выкладкам, то кухня РККА была более разнообразной. Реализация на местах - это тоже вопрос сложный, однако тут надо на результат посмотреть. Голодный и слабый солдат - не солдат вообще. И однозначно, в этом советская система была намного более эффективной, чем немецкая.

Здесь еще стоит упомянуть госпитальный паек. Он был значительно разнообразнее и выше норм питания чем на передовой. Примечательно, что госпитальный паек Вермахта был почти вдвое ниже обычного солдатского пайка.

Это об отношении высшего руководства к раненым. Советское командование очевидно полагало, что раненого необходимо быстрее вернуть в строй, ну или во всяком случае, поправить его здоровье лучшим питанием. Немецкое же относилось к своим раненым, как к дармоедам.

На этих цифрах и возникает вопрос - а правомерно ли расхожее утверждение, что Сталину было наплевать на потери и солдатские жизни для него ничего не стоили? Если так, то зачем тратить дефицитные продукты на раненых, если их можно посадить на паек тыловиков, а то и вовсе ополовинить его?

А вот то, что в последние недели сталинградского котла фельдмаршал Паулюс распорядился не выдавать продукты для своих раненных совсем - это факт, неоднократно подтвержденный немецкими источниками.

Какие выводы? А никаких особо. Наша система была лучше немецкой, вот и весь сказ. «Цивилизация ариев» проиграла «восточным варварам» даже битву за желудки солдат. Не от хорошей системы немцы кидались мародерить в деревнях.

Вермахт «имел право» изымать у местного населения продукты питания для улучшения обеспечения своих солдат сверх установленных норм. Однако, остается неясным, какая доля изымаемого продовольствия подлежала учету и отправке в Германию, какая должна была передаваться на централизованное обеспечение войск, находящихся на данной территории, и какую часть продуктов войсковые части могли изымать безучетно.

В том, что грабеж продуктов питания у местного населения был официально разрешен, сомневаться не приходится, это подтверждено большим количеством документов.

В преддверии годовщины Великой Победы мы хотим поговорить о вещах пусть приземленных, бытовых, но, тем не менее, помогавших нашей армии жить и побеждать. Речь пойдет о продовольственном снабжении в годы Великой Отечественной войны.

Начавшееся 22 июня 1941 года военное лихолетье потребовало реорганизации всего тылового обеспечения Красной Армии и военно-морского флота в общем и продовольственного снабжения в частности. Надо сказать, что изменения в службе продовольственного снабжения в годы Великой Отечественной войны производились постоянно. За годы войны было издано около ста приказов НК Обороны по продовольственному и фуражному снабжению, из них почти половина (точнее, 42 приказа) пришлась на 1942 год, когда система обеспечения фронта продовольствием практически окончательно и сложилась.

Военная наука на службе у питания

Приказы были разными: и проходные, и действительно «переворачивавшие» деятельность служб вещевого, продовольственного и фуражного снабжения войск. И такие приказы нередко основывались на научно-исследовательских работах.

Стоит отметить, что все годы войны продолжались научно-исследовательские работы по продовольственному снабжению войск в боевых условиях, где обобщался опыт работы тыла и служб снабжения в отдельных операциях, давались рекомендации по улучшению этой работы, составлялись наставления и инструкции. В Академии тыла и снабжения в 1942-45 годах в планах научно-исследовательских работ находилось по 60-70 тем. Правда, план реально выполнялся только на 50-60%. Но, тем не менее, сами названия работ, выполненных в самые трудные для страны годы («Продовольственное снабжение Красной Армии в военное время», «Работа тыла дивизии в условиях окружения» - 1941 г.; «Организация питания и приготовления пищи в полевых условиях», «Продовольственное снабжение стрелкового батальона и полка», «Использование местных средств по опыту Великой Отечественной войны» - 1942 г.), говорят об их актуальности.

Но если работы первых двух лет войны охватывали в основном вопросы организации войскового тыла, то тематика исследований последующих лет касалась больше оперативного тыла.

Приказы и постановления

Первые приказы наркомата Обороны , касающиеся продовольственного снабжения с номерами 233, 247 и 279 с одинаковым названием «Введение норм продовольственного снабжения в войсковых частях», спешно вышедшие в июле-августе 1941 года, были откровенно «сырыми» и, порой, противоречили друг другу. В это же время (точнее, 12 июля 1941 года) вышел приказ № 232, где, среди прочего, оговаривались нормы снабжения военнопленных.

Немного не по теме, но не могу не отметить такой факт. Если совершенно несекретные приказы, вышедшие менее чем за месяц до начала войны (№ 208 «Введение норм продовольственного снабжения Красной Армии в мирное время» и № 209 «Введение норм продснабжения») можно еще попытаться объяснить маскировкой захватнических планов тов. Сталина , то поспешные «продовольственные» приказы июля-августа явно противоречат теории В. Суворова о подготовке СССР к нападению на Германию .

По настоящему же проработанные нормы снабжения военнослужащих были изложены в постановлении Государственного комитета обороны № 662 от 12 сентября 1941 года «О нормах продовольственного снабжения Красной Армии». На основании этого постановления приказом № 312 от 22 сентября они вводились в действие. В тот же день вышел приказ 313 НКО «Об упорядочении снабжения Красной Армии продовольствием и фуражом». То есть были определены и нормы снабжения и порядок обеспечения ими военнослужащих.

По постановлению ГКО для сухопутной армии устанавливались четыре категории продовольственного пайка: для красноармейцев и начальствующего состава боевых частей действующей армии; для красноармейцев и начальствующего состава тыла действующей армии; для красноармейцев строевых и запасных частей не входящих в состав действующей армии; для красноармейцев караульных частей и красноармейцев тыловых организаций. Четыре категории довольствия были определены и для летно-технического состава ВВС: для боевых расчетов экипажей самолетов действующей армии; для технического состава ВВС действующей армии; для боевых расчетов экипажей, не входящих в состав действующей армии; для технического состава ВВС, не входящего в состав действующей армии. Были утверждены курсантский, госпитальный, санаторный и сухой паек. А также паек НЗ, который можно было использовать только в случае аварийной посадки самолета.

Красноармеец на передовой должен был получать в день 900 г хлеба с октября по март и 800 г с апреля по сентябрь, 150 г мяса и 100 г рыбы, 140 г круп, полкило картофеля, 170 г капусты и т. д., включая 35 г сахара, 30 г соли и 20 г махорки. Зимой полагалось и немного дополнительного сала. Да, еще 200 г мыла в месяц.

Средний и высший начальствующий состав (понятие «офицеры» тогда еще не практиковалось) получали так называемый дополнительный паек, но, признаться, он был не так уж и велик. Ну, что, например, представляли 25 г папирос в сутки? 4-6 штук, ну - десяток, если курка папиросной гильзы совсем маленькая.

Установленные нормы довольствия в течение всей войны в основном не пересматривались и уж точно не уменьшались. Только для летного и технического состава авиации в августе 1942 года они были изменены.

И еще о двух приказах не могу не упомянуть. Приказ № 244 от 12 августа 1942 года постанавливал выдавать некурящим женщинам шоколад или конфеты взамен «табачного довольствия». А потом спохватились, что забыли о некурящих мужчинах, и с 13 ноября приказом № 354 сахар, конфеты или шоколад выдавались уже всем некурящим. Впрочем, фронтовики вспоминают, что тех, кто менял курево не сладости, было немного.

Трибунал за плохое питание

Выполнялись ли нормы питания в условиях фронта? Без сомнений, не всегда. И винить интендантов в этом можно было тоже далеко не во всех случаях. И войска ведь оказывались в окружении, и за неожиданно быстро продвинувшимися частями не всегда поспевали обозы. Конечно, бывали и случаи халатности, а снабжение войск Ленинградского фронта не могло дотянуть до положенного из-за блокады. В зависимости от того, в каком положении находились продовольственные запасы в блокадном городе-герое, бойцы в окопах получали от 70 до 75 процентов установленного пайка, а те, кто был чуть дальше от передовой, бывало, имели половину «тыловой» нормы довольствия. Впрочем, с середины февраля 1942 года снабжение солдат приблизилось к положенному по норме, а с весны-лета, по воспоминаниям фронтовиков, стало более организованным.

В лучших, нежели блокадные, условиях за плохое обеспечение продовольствием порой наказывали, иногда - жестоко. Известна история, когда Военный совет Брянского фронта под командованием генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова весной 1942 года отправил под трибунал начальника продовольственного снабжения 61 стрелковой дивизии капитана Лихачева за то, что 72 солдата дивизии оказались в госпитале из-за истощения. И только детальное разбирательство прибывшего представителя Главного управления продовольственного снабжения спасло капитана: «отощали» бойцы, как выяснилось, за время следования на фронт.

А вот начальнику тыла Калининского фронта генерал-майору П. Е. Смокачеву избежать трибунала не удалось. Весной 1943 года на ряде фронтов сложилось трудное положение с продовольствием. В частности, в одной дивизии Воронежского фронта четыре дня выдавалось по 500 г хлеба, а горячая пища и другие продукты солдатами не получались. Еще хуже обстояло дело на вышеуказанном Калининском фронте : там долго выдавалась только половинная норма питания, да и то с такими заменами, что о более-менее полноценном питании не шло и речи. Например, мясо на 100% заменялось яичным порошком. Для прокорма лошадей вообще снимали солому с оставленных крестьянами изб. Основной причиной такого положения была весенняя распутица. Но и головотяпства командиров, не сделавших вовремя надлежащие запасы, хватало.

В результате проверок вышло постановление ГКО № 3425 от 24 мая 1943 года и приказ НКО № 0374 от 31 мая того же года «О результатах проверки положения с питанием красноармейцев на Калининском фронте». Вот по этому приказу и отдан был под суд упомянутый генерал, а ряд военачальников получили серьезные взыскания. В это же время был заменен и командующий фронтом.

Но главное в этом приказе - не карательные меры, а то, что там конкретно назывались те члены военных советов фронтов (среди которых были далеко не последние люди в партийно-государственной элите страны: Хрущев , Жданов , Булганин , Мехлис ), на которых возлагались организация тыла и материально-техническое обеспечение войск. Была отмечена необходимость тщательной подготовки «военпродовских» кадров и армейских поваров. В приказе был впервые обозначен и принцип снабжения войск «от себя».

Окончательно же этот принцип, возлагавший ответственность за доставку материальных средств до дивизии на руководителя армейского тыла, за доставку до полка - на начальника тыла дивизии и т. д., был введен в июне 1943 года. После принцип «от себя» действовал все годы существования Советской Армии . Надеюсь, что действует он и в Российских Вооруженных Силах .

«…по чарочке, по нашей фронтовой»

«Наркомовские 100 грамм» были введены еще до утверждения окончательных норм питания секретным приказом № 0320 от 25 августа 1941 года «О выдаче военнослужащим передовой линии действующей армии водки по 100 грамм в день». Вообще-то эти 100 грамм следовало бы назвать «замнаркомовскими», т. к. подписал приказ заместитель Наркома Обороны генерал-лейтенант интендантской службы А. В. Хрулев .

Но по «сто грамм» всем подряд на передовой выдавалось только до мая 1942 года. 12 мая вышел приказ НКО № 0373 «О порядке выдачи водки военнослужащим действующей армии». Согласно ему, с 15 мая наливали уже по 200 грамм, но не всем, а только «военнослужащим частей передовой линии, имеющим успехи в боевых действиях против немецких захватчиков». Остальным разрешалось получать водку только 10 дней в году: в государственные праздники и день формирования части, где служит воин.

Похоже, данный приказ не вызвал большого удовольствия на фронте. Ведь не все же имели успехи, а выпить хотели если и не все, то многие. Поняв, что алкогольное ограничение чревато, 13 ноября 1942 года издали приказ № 0883 «О выдаче водки войсковым частям действующей армии с 25 ноября 1942 года». С этой даты на передовую «возвращались» 100 грамм, а военнослужащим, находящимся в полковом и дивизионном резерве, а также, например, строителям, проводящим работы под огнем противника, полагалось по 50 грамм водки. Такое же количество можно было, по указанию врачей, употребить и раненым. На Закавказском фронте было приказано вместо 100 г водки выдавать 200 г крепленого вина или 300 г столового.

Но то, что произошло менее чем через полгода, стало напоминать переливание «фронтовой чарочки» из пустого в порожнее. С 13 мая 1943 года по 100 грамм стали наливать только в частях, ведущих наступательные действия. Но потом случилась битва на Курской дуге , и наступление стало всеобщим. Выходит, последний приказ можно было и не отменять.


Порядок выдачи водки продолжал меняться вплоть до конца войны. Если летом водка чаще шла «по праздникам» либо как «боевые», то на зиму вводились ежедневные «чарки» всем. Что, в общем, и правильно: лишний «сугрев» в холода.

Когда и как кормили солдат

А по-разному. Точнее, как позволяли условия. Если окопы находились под практически постоянным обстрелом противника, то горячее питание доставлялось в термосах, чаще всего, один раз и ночью. Чуть дальше от передовой или во время затишья в боях всегда стремились организовать двух- или трехразовое горячее питание. Сытность или, наоборот, скудность реального рациона питания во многом зависела от условий места. О том, как на самом деле велась борьба с мародерством среди мирного населения, не стоит сейчас судить, но фронтовики отмечают, что, когда шли бои в «богатых» странах, например, Венгрии или Австрии , и официальные заготовки продовольствия шли лучше, и повара явно кое-что «конфисковывали», в итоге солдаты питались более «калорийно».

«Бой был короткий. А потом глушили водку ледяную, И выковыривал ножом из под ногтей я кровь чужую», - писал поэт-фронтовик Семен Гудзенко . Перед боем пить не стремились, потому, как понимали: у «принявшего» больше шансов в нем погибнуть. Да и заповедь А. В. Суворова : «До боя пить - убиту быть» - все-таки помнили. Поэтому пили после него. И потом, после схватки алкоголя было больше: выпивалась и часть водки, что была предназначена тем, кто не вернулся из боя. Хотя те, кто ее распределял, «сэкономленные» таким образом 100 грамм старались припрятать.

Чаще - не для себя. Фронтовики вспоминали, что были свои традиции, когда, например, хорошо «наливали» всей разведгруппе, захватившей «языка». Дезинфицировали спиртом раны, вливали раненым спиртное в глотку, чтобы они преодолели болевой шок. А как проще договориться командиру, допустим, с соседями-артиллеристами об огневой поддержке? А как лучше встретить проверяющего?

Да и есть, точнее даже, наедаться, пусть и относительно, стремились не перед боем, а после. Считалось, что при брюшном ранении больше шансов выжить, когда оно (брюхо) пусто.

Военная техника мирного назначения

Стоит сказать и о том, что в годы войны появились не только новые танки и самолеты, но и новые походные кухни, в том числе - автоприцепные, и новые полевые хлебопекарные заводы, снабженные печами «ПАХ» .


Правда, из-за того, что промышленность страны в основном работала на вооружение, материалов на технику продслужб выделялось крайне мало, и новая продовольственная техника стала поступать только в конце войны. А это были и новые армейские мельницы, и новые передвижные мясокомбинаты, да и новые конвейерные печи КПН, долгое время «прослужившие» на передвижных хлебозаводах в Советской Армии .

Вертикаль тыла

За годы Великой Отечественной войны сложилась вертикаль тыла Вооруженных Сил страны, которая просуществовала до самого конца Советского Союза и его армии и флота. Она начала формироваться постановлением ГКО от 1 июля 1941 года, когда были созданы Главное управление тыла Красной Армии и управления тыла во фронтах и армиях. И хотя Главное управление тыла в 1943 году было упразднено, функции его были распределены на Главные управления различных видов снабжения, подчинялись они Начальнику тыла Красной Армии (одновременно и заместителю Наркома Обороны ) и его штабу, т. е. вертикаль осталась. Кстати, Главное управление продовольственного снабжения в 1944 году было преобразовано в Управление продовольственного снабжения интендантского управления.

За годы войны была упорядочена деятельность войск по операциям заготовки продовольствия, установлены правила существования подсобных хозяйств при воинских частях, и сделано еще много чего, что определяет понятие «продовольственное снабжение» вооруженных сил.

Тара и упаковка военного продовольствия

В соответствии с тематикой нашей отрасли, стоит немного сказать и о таре, в которой продовольствие доставлялось на фронт. Тем более что и в этом, казалось бы, простом вопросе много неясной и ложной информации. Например, я прочел в интернете, что под розлив «боевых 100 грамм» якобы запустили специальный завод, выпускавший водку в «мерзавчиках». Глупость. Более 90% водки в годы войны разливалось в бочки, потому что почти весь посудный фонд был уничтожен уже в первые ее месяцы. А оставшиеся «в живых» или изготовленные бутылки шли под наполнение «коктейлем Молотова» . Этой продукцией и были заняты фасовочные линии многих оставшихся ликеро-водочных заводов. Да, и вообще, как доставить издалека, не побив, водку в стекле? А про специальный завод и говорить нечего - больше, что ли, не было забот?

Водочные бочки делали из деревянной клепки, а к концу войны стали появляться и металлические. Да и сама водка не всегда была водкой в привычной нам консистенции: чаще на фронт привозили спирт, а старшины на передовой уже доводили его до нужных процентов.

Если немного интересоваться продовольственным снабжением в годы Великой Отечественной войны , то с трудом верится кадрам фильмов, где бравые офицеры лихо выпивают чистый спирт, закусывая его тушенкой из только что открытой банки. Не слишком доступно было это младшим офицерам. По нормам командирам было положено в сутки только 50 грамм рыбных консервов сверх солдатского пайка. А «лендлизовская» тушенка шла на замену мяса и только в общий котел. Если трофейная… Тогда вспоминаются слова из фильма о послевоенных временах: уважали командира и за то, что «не жрал свой доппаек под одеялом».


Вообще же продовольствие, поступившее по «лендлизу», составило где-то в пределах десяти процентов всей потребности Советских Вооруженных Сил . И главным упаковочным материалом американских и прочих импортных продуктов была жесть.


А для нашего продовольствия главной тарой был мешок. В нем доставляли почти все и почти во все места. Даже умудрялись подвешивать мешки с продуктами под крылья самолетов, когда в тыл врага сбрасывались крупные десантные группы.

О героях иных времен

По данным специалистов тылового обеспечения наших времен, в годы Великой Отечественной войны до 76,8 млн. человек находились на государственном обеспечении хлебом и продовольствием. В большинстве это были военнослужащие.


Вообще среди воинов тыла Вооруженных Сил за годы войны Героями Советского Союза стали 52 человека и 30 - Героями Социалистического Труда .

За время Отечественной войны около 31 тысячи работников продовольственной службы награждены орденами и медалями. И есть среди них Герой Советского Союза . Это старший повар 91 танкового полка 21 механизированного корпуса красноармеец И. П. Середа . Звание было присвоено 31 августа 1941 года. Подвиг был совершен в боях у города Двинска (Даугавпилс) . Обнаружив прорвавшийся в наш тыл немецкий танк, повар забрался на броню, и ударами обухом имевшегося у него топора повредил пулемет, после чего начал наносить удары и по стволу пушки и броне башни. Вражеские танкисты растерялись, а подоспевшие бойцы захватили экипаж в плен.

Вечная слава Героям! И даже тем, незаметным, готовившим и доставлявшим под пулями и разрывами питание солдатам в окопы.

Во время Великой Отечественной войны защитникам страны ежемесячно начислялось денежное довольствие на вкладные книжки. Но, как теперь выясняется, большая часть
заработанных кровью в битве за Родину денег так и не была выдана на руки их владельцам.

Михаил ЧЕРЕПАНОВ, заведующий музеем-мемориалом Великой Отечественной войны в Казанском кремле:
- Зачем я за это взялся? Дело в том, что информацию о существовании таких вкладных книжек публиковали и до меня. Но никто почему-то не обращал внимания, что речь идет не просто о вкладах, а о зарплатах солдат и офицеров в годы войны. Зарплату эту платили не наличными, а перечисляли на вкладные книжки. Есть информация, что такие книжки начали открывать в начале 1942 года. А к 1 января 1943-го уже 70% солдат и офицеров Красной армии получали денежное довольствие не наличными, а именно "безналом". Зарплата рядового была в среднем от 10 до 17 рублей. Сержант получал от 20 рублей и выше, лейтенант - 200 и более рублей. Я видел документы одного лейтенанты, которому ежемесячно перечисляли 650 рублей. Кроме заработной платы, каждому защитнику Родины на те же вкладные книжки начислялись ежемесячно по 10 рублей за орден и по 5 рублей за каждую медаль. Таким образом деньги красноармейцам перечисляли немалые, если учесть, что средняя зарплата по стране была в те времена 440 рублей.

ИсториЧескаЯ справка


Секретарь Государственного Совета Республики Татарстан Л.Н. Маврина депутатам:
- В 1942 году в структуре Народного комиссариата обороны СССР были созданы полевые учреждения Госбанка СССР. Военнослужащим выдавались "вкладные книжки", на которые начислялась зарплата. В случае гибели солдата или его пропажи без вести начисление зарплаты прекращалось, а номер его расчетного счета должен был быть сообщен военкомату по месту его жительства, откуда он призывался. Это делалось для того, чтобы обеспечить семью военнослужащего пенсией. Однако на практике большинство сумм так и осталось невостребованным. Вкладные книжки хранятся в фондах Центрального банка РФ, а вклады - на счету Красноармейского полевого учреждения ЦБ РФ в Москве.
Если найдется наследник, он может получить эту сумму с процентами и ежегодной индексацией. Согласно письму ЦБ РФ от 22 сентября 1993 г. №55 "О ведении операций с полевыми учреждениями Центрального Банка Российской Федерации по вкладам военнослужащих" наследниками являются лица, которым завещаны вклады, и лица, признанные
наследниками по закону. При отсутствии завещательного распоряжения вклад умершего вкладчика переходит к наследникам по закону, при условии, что их наследственные права подтверждены свидетельством нотариального органа о праве наследования.

Пропавшие без вести - дешевле
Информацией о вкладных книжках солдат, большинство из которых так и не выданы победителям, с Черепановым поделился коллега из Архангельска Игорь Ивлев, автор сайта Солдат.ру. Пытаясь найти способ перевести миллионы людей из "пропавших без вести" в "погибших на фронте”, он и докопался, что сделать это помогут те самые вкладные книжки. Ведь именно в них записывались место и время службы солдата. А зарплату прекращали начислять после гибели или пропажи воина.
- Дальше дело техники, - уверен Михаил Валерьевич. - Германия давно рассекретила свои архивы, и наши службы безопасности владеют информацией о тех советских воинах, которые предали Родину и сотрудничали с немцами. Ведь в сравнении с миллионами их единицы. Остальных же следовало бы считать уже погибшими и дать родственникам хотя бы моральное право ставить свечки за упокой. Более того, при помощи вкладных книжек можно установить и примерное место гибели считающихся пропавшими солдат. Посмотреть время, когда перестали перечислять зарплату, и установить, где в это время находилась часть, в которой служил воин. Но этого не делали и не делают! Почему? Мы задались этим вопросом и пришли к потрясшим нас выводам.
Дело в том, что пропавшие обходились государству намного дешевле, чем погибшие.
Судите сами. Если человек пропадал без вести, то вдове назначали минимальную пенсию - 12 рублей в месяц. Эту сумму выплачивали независимо от количества детей-сирот, наличия родителей солдата, которые могли находиться на иждивении той же вдовы. А вот если воин погибал, то пенсия за него полагалась уже в размере его зарплаты.
Михаил Черепанов привел пример. Вдова казанского лейтенанта Петра Калашникова, пропавшего без вести, получала, как и все, 12 рублей в месяц пенсию по потере кормильца. А в 1949 году она узнала от банковских работников о существовании его вкладной книжки. Сделала запрос, и ей отдали с его счета 9400 рублей. Пересчитали женщине и пенсию, которая выросла до 220 рублей (именно такую зарплату платили на фронте ее мужу).
- Теперь представьте, - заключает историк. - Если тех, кто числятся пропавшими на фронте, признать погибшими, то всем вдовам нужно пересчитать пенсии за 70 лет, не говоря уже про выдачу вкладов. Это ж какие деньжищи!

Кто расписался за фронтовика?
Этот вопрос вполне закономерен, уверен Михаил Черепанов и рассказывает случай из жизни. Недавно один его знакомый ветеран попытался узнать, сколько же денег лежит у него на той самой вкладной книжке. Ответ был неожиданным: якобы он получил всю причитавшуюся сумму в 1952 году. Показали фронтовику и роспись, которая совершенно на его не походит.
- Неудивительно, что Департамент полевых учреждений в письме к председателю Национального банка Республики Татарстан Богачеву заверяет, что после войны 90% вкладов были получены в установленном порядке, - говорит собеседник. - Еще Департамент пишет, что деньги есть, но это копейки, которые не компенсируют ваши затраты на адвокатов, суды и поездки в Москву (почему-то умалчивая, что в случае выигранного дела не истец, а ответчик - точнее банк - будет нести все эти расходы). Я хотел бы поддержать нашего Богачева в его инициативе рассматривать суммы, оставшиеся на счетах красноармейцев, не в формальных рублях по ценам 1952 г., а как количество ОКЛАДОВ рядового и командира в боевых условиях. Если осталось у рядового 400 рублей, это те самые 40 месячных окладов. Пересчитывать их необходимо на ОКЛАДЫ сегодняшних военнослужащих в боевых условиях. И плюс те самые проценты.
Да, не забудьте еще моральный ущерб, нанесенный семьям военнослужащих, оставленным без заработанных денег на 70 лет. Ведь то, что эти деньги не были выплачены вдовам - вина не самих вдов, а конкретных финансистов и военачальников. Вот пусть они теперь и возвращают те же оклады с процентами и оплатой морального вреда вдовам и детям военнослужащих. И не только тех, которые погибли на фронте, но и тех, кто вернулся с фронта, но денег своих с этих вкладов так и не получил.
Не знаю, на что надеются банкиры, ведь живы еще сами ветераны войны и они-то могут полностью опровергнуть заявление о том, что "после окончания войны более 90% вкладов были получены в установленном порядке".

Смерть за Родину оценили в три копейки
Наследство уже выдают. Михаил Черепанов не советует при этом надеяться, что выбить деньги, принадлежащие нашим дедам, легко. Напротив, успеха добиваются пока только самые терпеливые, юридически подкованные, заручившиеся поддержкой хороших адвокатов или просто те, кто находится ближе "к телу" - различные банковские служащие. Кстати, жители Татарстана обращаются за помощью в представительство республики в Москве, и там им в помощи не отказывают.
- Есть факт, что банковской служащей в Москве по суду (обращаться надо в Московский городской суд) заплатили 3 миллиона рублей отцовских денег и морального ущерба. На счету у него лежало 1800 рублей той самой фронтовой зарплаты. Но, выбив наследство, наследница дала расписку о неразглашении методики пересчета денег. Засекречены и все другие прецеденты. Открыто говорят о своем успехе только те, кто обратился в Полевое учреждение "Красноармейское" самостоятельно, минуя суд. Правда, исход дела и успехом не назовешь. Внук одного ветерана показал мне медальон на шнурке - три копейки образца военных лет, которые он купил на тысячу рублей, выданную ему с вкладной книжки деда в наследство без всяких перерасчетов. Вот так! За три копейки гибли наши солдаты!

Кому бороться за фронтовое наследство
Михаил Черепанов перечислил категории возможных законных претендентов:
- Во-первых, это сами ветераны, если они хорошо помнят, что не получили зарплату, скопившуюся на вкладных книжках за годы войны. Наверняка, большинство не получали. Недавно я разговаривал с нашим Героем Советского Союза Ахтямовым. Он точно припомнил: "Мамка получила тысячу рублей за два подбитых мною танка. А я подбил их шесть. Никакой зарплаты с фронта я не привез".
А недавно ко мне пришел разгневанный 90-летний летчик. "Что вы на нас клевету распускаете?! Разве мы деньги за защиту Родины просили? Я всю войну был летчиком, ни рубля не получил!". Я ему объяснил, что даже в штрафбате получали 8 рублей, точнее, перечисляли эту сумму на те же вкладные книжки. Потом мы с ним выяснили, что у него и ордена, и медали есть, за них тоже ничего не платили.
Также на получение денег имеют право вдовы.
Дети, если вдов уже нет в живых. Затем братья и сестры, внуки, племянники, пасынки и падчерицы.
Сейчас можно вести речь и о том, что такие же "зарплатные" книжки не выданы большинству ветеранов последующих боевых действий: во Вьетнаме, Афганистане, Чечне, уверен Черепанов. И все вопросы к тому же Полевому учреждению "Красноармейское".
- В 2003 году за вопрос взялась военная прокуратура РФ,- рассказывает Михаил Валерьевич. - Она получила такие письма от вдов и детей погибших в Чечне, которые спрашивали, где зарплата их мужей и пенсии осиротевших детей. Оказалось, что совершенно случайно потерялись 118 млн. рублей. Правда, после прокурорского вмешательства 200 вкладных книжек с деньгами выдали их законным наследникам. Подходят ко мне и "афганцы", и "чеченцы", и "вьетнамцы". Они не припомнят, чтобы после боевых действий получали деньги.

Шпаргалка №1
Если солдат вернулся с фронта
1. Найти военный билет или красноармейскую книжку ветерана. Получить в военкомате, который его призывал, справку о его участии в боевых действиях с указанием воинской части и сроков.
2. Если к сегодняшнему дню ветеран уже умер - сделать копию свидетельства о его смерти и заверить у нотариуса.
3. Сделать копии документов о своей родственной принадлежности к ветерану: свидетельства о рождении, (если выходили замуж - свидетельства о браке), паспорта.
Заверить их у нотариуса.
4. Написать заявление:
Управляющему Полевого учреждения
"Красноармейское"
от ФИО, проживающего по адресу: ____, сына
(или др.) красноармейца ФИО
заявление.

Прошу предоставить мне информацию о наличии вкладной (расчетной) книжки на имя моего отца (деда) ФИО и о размере накопившегося вклада.
Год рождения отца (деда): ..... Место рождения:...
Мобилизован на фронт военкоматом... района. Звание:
Место службы: ... стрелковый полк, ... стрелковая дивизия (или полевая почта №...) Копии документов о родственном отношении к (ФИО) прилагаю.
Заранее выражаю благодарность за предоставленную информацию.
Подпись. Число.